«Вандализм и ЖЭК». Легендарный художник Гайдамака — о реставрации музея Леси Украинки, Кобзаря и секреты хорошей экспозиции

В доме этого славного украинского художника все свидетельствует о том, что творческая жизнь не затухает и в 81 год: макеты, эскизы, карандаши, кисти, краски, записные книжки, кипы готовых проектов и материалов для исследования… Анатолий Гайдамака — выдающийся украинский художник, народный художник Украины, заслуженный деятель искусств, лауреат Государственной премии им. Тараса Шевченко. Последняя награда имеет особое символическое значение: художественный путь художника тесно сплетенный с Кобзарем и его наследием для украинцев: это единственный художник, который прошел всеми местами, где бывал Тарас Шевченко, и везде почтил его след, создав музеи Шевченко. Впрочем, Шевченко — не единственная тема множества музеев и памятников, над которыми работал художник. Музей на острове Хортица, Национальный музей «Чернобыль», музей Коцюбинского в Чернигове, музей космонавтики имени Королева в Житомире, известные мемориалы Героям Крут и жертвам Голодомора, музей Трипольской цивилизации, «Чернобыль», экспозиция музея Второй мировой войны, которая была признана лучшей в Европе, создание музеев и мемориалов даже в Китае, ОАЭ, Германии — это все его проекты, воплощенные в жизнь. О том, какой вес имеет Шевченко для украинцев сейчас, состоянии музеев в Украине и секретах хорошей экспозиции поговорили с художником лично.

«Музей Шевченко в Казахстане — иллюстрация русской инвазии»

— Вы — единственный украинский художник, который прошел по пути Шевченко. Почему и что это за маршрут?

Сейчас я вам покажу, чтобы вы убедились. Это альбом о строительстве музея в Казахстане, форт Шевченко — это те места, где он служил. Мы делали музей Кобзаря там в 1997 году.

— Как думаете, почему Шевченко во всем мире почитают скорее как художника, а у нас — скорее как поэта?

Просто он настолько национальный и социальный, другим странам его легче принять как художника…  

— А для вас лично он художник или поэт?

Все вместе, потому что это нельзя отделить. 

Вот, кстати, сюда он ходил рисовать. Я находил именно те места, где Шевченко сидел и рисовал. Прямо брал его рисунок и ходил-искал полное совпадение.

Это ощущение передать невозможно, потому что ты через 100 или 150 лет пришел на место, на которое смотрел Кобзарь. Пейзаж не изменился за столько лет — камни как лежали, так и лежат.

— В чем особенность музея Кобзаря аж в Казахстане?

В Казахстане во времена Шевченко были российские оккупационные войска — такие, как сейчас на Донбассе. Шевченко послали туда, но он не ходил с ружьем, он ходил с карандашом и кистью, и ручкой. Он ни в кого не стрелял и ружье не носил.

Идея в основе музея — столбовая дорога. Зал с залом. На столбах — все крепости, которые основала Россия, которые нарисовал Шевченко.

И эта столбовая дорога идет через все залы и будто разрывает собой казахскую юрту — ее куски находятся по краям зала. Спереди и сзади ты проходишь через разорванную юрту и далее — по всей дороге. Когда предложил казахам концепцию, они даже испугались такой смелости. Но я сделал, музей до сих пор там стоит.

— То есть музей Шевченко в Казахстане — это скорее иллюстрация русской инвазии?

Именно так.

— Как вы думаете, как Шевченко себя чувствовал в этой системе, хоть он и не стрелял, но все равно был частью этого?

Он все понимал, но… Это не то, что на Донбассе, когда наши ребята попадутся, им голову отрезают. Он уважал казахов. Он с уважением к ним относился, он их рисовал, писал о них поэзию. У него был другой настрой к этому народу. Поэтому его казахи сейчас любят.

 (листает альбом)

А вот это открытие. Наш посол не доехал. Приехал российский посол Смирнов. Парадокс судьбы Шевченко. Открытие — и тут российский посол приезжает, а не украинский. Но надо отдать должное, что когда дали книгу отзывов, сказал: «Я на первой странице не имею права, а на второй распишусь».

В моих музеях всегда есть 2-3 дна заложенных символов. Тогда российский посол ничего о заложенных в экспозицию символах не сказал. Хотя, наверное, все понял.

А вот это — последний путь Шевченко, дорога домой. Он по этой дороге возвращался домой на Астрахань. Я проехал эту дорогу по Калмыкии. 

— Расскажите, какие экспозиции, посвященные Шевченко, есть в России и в других странах?

Я прошел его места, начиная с Урала, это Оренбург (там сделал музей-гаупвахту), окрестности, деревни, которые описывал Шевченко — Озерное, Гай, я в них заходил. Впечатления сумасшедшие. Зайдешь — домики нормальные, все растет. Идешь, тебя сметаной и варениками угостят. Заходишь в российское село. По центру — пьяный лежит, все перекошено, грязь, ничего не растет. А заходим в немецкое поселение — тротуары, асфальт, дома кирпичные, идеальный порядок, как будто Германия.

— Сейчас много говорят о том, что важно о классиках говорить, как о живых людях. У нас много есть такого, что говорят о Шевченко как о великом Кобзаре, мученике, патриоте. И мало говорят о Шевченко, как о живом человеке с чувствами, проблемами. Как по-вашему, можно сохранить память и при этом сделав это современно, не создавая «мавзолея»?

Это без проблем делается. Вот, например, у меня есть проект памятника Шевченко в Казахстане. Все его графические произведения перевести в скульптуру. Идея такова, что через 200 лет он вернулся к своим героям, которых он тогда живыми видел, он с ними говорил, рисовал их с натуры. А еще и он показал быт, одежду. 

Шевченко первым показал казахов, нарисовал. У них на надгробиях нет портрета, там орнаменты. Мусульманская традиция. Кроме рисунков Шевченко, по истории Казахстана не так много осталось визуального наследия. 

— Какой была Ваша цель пройти по всем тропам Шевченко? Вы хотели почувствовать все это, чтобы потом отразить в экспозиции?

Это был путь по восстановлению и сохранению памяти о Шевченко. Это большая задача и большая тема, ее сегодня никто не поднимет.

Я делал все музеи Шевченко — Киевский, Каневскийя, Моринцы, Казахстан, Оренбург. Так случилось, что все пришлось. 

«Политические танцы на костях». О подлинности, вдохновении и скандале с музеем Леси Украинки

— Расскажите, каковы секреты хорошей экспозиции? 

Во-первых, она должна быть символичной и креативной. 

Во-вторых, зачем мы в музей приходим? Чтобы видеть аутентику. Чтобы видеть оригиналы. Есть обычный карандаш, а есть карандаш, которым рисовал сам Шевченко «Казашку Катю». Музей на то и есть музей, он должен это показывать, а не фанерные витрины.

— Недавно разгорелся скандал вокруг музея Леси Украинки в Новоград-Волынском. Именно из-за проблем неаутентичности и халатности. Вы принимали участие в создании выставки к 150-летнему юбилею писательницы там, расскажите свой взгляд на проблему.

К сожалению, в советское время в дом Леси поселили одну-две семьи. Это наша проблема. Люди не понимают ценности оригинала, именно в нем родилась великая писательница. Мол, ну, Леся умерла, так Петр заселился и сделал себе окна, которые хотел, крышу перекрыл, потому что протекала…  

— Что планируется делать с музеем сейчас?

Сейчас очень нужно вернуть подлинность, насколько это возможно. Есть воспоминания, но материала очень мало. И к сожалению, все равно это не будет, как музей Коцюбинского в Чернигове, потому что в музей Коцюбинского в Чернигове никакой ЖЭК не заселялся. После смерти писателя его дочь Ирина все законсервировала, все так и осталось: как стоял стол, за которым Коцюбинский писал, так и стоит. С домом Леси Украинки мы можем только подобрать мебель того времени, привести ее к виду аутентичной. Это будет интерпретация эпохи, в которой жила Леся.

— Но у оппонентов мнение другое — они думают, что надо модернизировать, хотят сделать пристройку, расширить литературную гостиную. Какова ваша позиция?

Моя позиция категорична — никаких пристроек не надо лепить. Во-первых, потому что потеряем оригинальность навсегда.

Во-вторых, оно не нужно. По территории оно не надо, там все творчество Леси помещается. У них нет столько материала, сколько по Шевченко. Нет даже такого мецената, кто собирал бы Лесю Украинку. Надо качественно наполнить ту площадь, что сейчас есть.

— Вы были в этом музее — сразу после того, как там сделали печально известный халатный ремонт, покрасили пол прямо вокруг мебели — оцените состояние музея сейчас. 

Это просто вандализм и глупость. Это «ЖЭК», и все. 

— Как по-вашему должна выглядеть экспозиция? Можно ли из этой территории, что есть, создать что-то действительно интересное?

Конечно. Экспозиция должна быть доступной. Кто хочет, тот взял книгу и почитал. Потому что там нет ценных оригиналов, первых изданий, которые под стеклом надо держать. А это все книги — бери и читай, и поставь на место. И не надо ничего. 11 миллионов (предоставленных на реставрацию музея Леси Украинки государством — ред.) — это непомерная сумма. За 11 миллионов можно такого наделать!

— Как вы думаете, почему этот проект возник? Кто его лоббирует?

Пиарятся люди на фоне юбилея. Вот он молодец, выбил 11 миллионов для музея Леси Украинки. А если кто-то против — то он Лесю Украинку не любит! Не патриот, и против Леси Украинки, и против Шевченко, и против Небесной сотни?

В том виде, в котором они хотят делать, — то я против. 

Во-первых, с кем народный депутат, который инициировал этот проект, посоветовался, если сам директор этого музея мне говорит: «Никакой пристройки здесь не нужно»? И коллектив тоже так считает. Зайдут здесь кранами и уничтожат даже то, что есть.

По поводу выделенных средств… Роскошный рабочий проект стоит аж 5 тысяч гривен. А там 600 тысяч гривен выделили на проектирование пристройки… Это повод для коррупции и не более.

— Память нужно чтить и нужно создавать мемориалы. Но должно ли это быть в приоритете Украины сейчас? 

Должно быть в приоритете, но надо сесть и разобраться, что нам надо, куда нам бросать миллиарды — надо ли оно сегодня, или это политические танцы на костях.

У нас в государстве нет плана, нам надо делать… что 11 миллионов дают на перестройку Леси Украинки, а музей украинского казачества не может миллиона добиться, чтобы крышу перекрыть, и экспонаты заливает во время каждого дождя. О чем можно говорить? 

Нет в государстве понимания, что нам надо. Не хватает экспертности в принятии решений.

— А какими музеями вы вдохновляетесь? Музеев очень много, много разных экспозиций, но какой бы вы поставили в пример, например, для Новоград-Волынского для Леси Украинки?

Вот, например, музей Винграновского. Это не мемориальный, это просто офис, переделанный в музей. Причем не «нафталиновый», а живой. Заходишь туда, кофе выпил, взял книгу, почитал, познакомился, кино посмотрел. 

— Это ваш проект?

Да, мой проект. Здесь столики, можно кофе выпить, бери книгу читай — не заперто. В Леси Украинки этот принцип можно применить, и это будет очень органично духу Леси, а не колхозный зал заседаний отдельно делать. 

— Вы согласны, что музей в Новоград-Волынском требует изменений?

Конечно, он сейчас очень такой сельский.

Но это все копейки стоит. Этот музей Винграновского в Первомайске на Николаевщине делали. По всему периметру мебель, с футуристическими «планетами» Винграновского — аж 300 тысяч гривен. А в Новоград-Волынском 600  тысяч — сам только проект «будки»-пристройки. Вот вам показатель. Цена сильно завышена. Мало того, что средства громада потеряет, так еще и преступление против памяти сделают этой пристройкой. 

«Что сейчас нужнее?» О том, чествования памяти каких тем не хватает Украине

— Каких еще не хватает тем в Украине? Идеи и предложения вы еще имеете? Вы говорили, что у Вас есть 15 кг нереализованных проектов — озвучьте какие-то, пожалуйста.

Там не 15 кг оказалось, а все 40 (смеется).

Проблем в Украине много. Но нет государственной политики. Мы можем делать не только музеи, а еще мемориалы, которые должны стать у нас государственными. И столько тем еще не раскрыто… Вот, например. В 1939 году советские войска оккупировали Буковину. И началось — оккупация, энкаведисты, уничтожение храмов, колхозы. А люди жили в совершенно другом укладе. Они все набожные, все в церковь ходили, а тут такое. Начались недовольства, а здесь приближается война. И тогда советы сказали: «Значит, кому не нравится советская власть, вы собираетесь и мы вам открываем зеленый коридор и на Румынию, чешите».

И люди пошли. Зеленый коридор открыла советская власть. Расстреляли их всех там. Пулеметы, добивали на лошадях с пистолетами тех, кто еще шевелился на земле. Это произошло 1 апреля, 80 лет было этой дате.

Я поехал на то место, прошелся по тому пути. Это между Румынией и Украиной, Черновицкая область. Прошел я 3 километра с пограничником, зашел из Румынии с той стороны. И появилась эта идея — сбитый клин журавлей, который не долетел до Европы. 

Как летит клин, а его сбили, и он упал на землю. И две колокольни — одна на украинской территории, другая — на румынской, перезваниваются. Этот мемориал между Румынией и Украиной. Я как показал румынам, а они говорят: «Мы не знали об этой трагедии, но волосы дыбом на руках поднимаются». 

— Если возвращаться к современным событиям: оккупация Крыма, война на Востоке — надо здесь мемориалы создавать и чтить память? Мы говорим о событиях Второй мировой войны, но у нас и сейчас война идет. 

Вот мой проект, посвященный депортации крымских татар.

Подходит поезд, рассыпалась гора, реки высохли, разбросанные камни — это все татарские деревни. Зритель заходит внутрь по рельсам — там просто туннель, бетонный, туда же заезжает поезд. По всему тоннелю идет фильм «Хайтарма», по потолку, по стенам, и этот шум, крик, эти собаки… Ты заходишь в эту атмосферу, в эту страшную ситуацию. А сверху — скелет минарета. 

И опять же — этот весь мемориал за 11 миллионов, которые выделили на дом Леси Украинки — чтобы пол покрасить и «будку» достроить — можно спокойно сделать. И что сейчас нужнее?

Фото «Рубрики»

А еще смотрите, как работает и чем удивляет Музей науки в Киеве.