"Для чего-то меня здесь держат высшие силы": трансгендерная ветеранка Виктория Дидух

Богдан Петришин

«Если я грешна — заберите меня»

Когда-то, еще до моего публичного каминг-аута, ведущий украинский телеканал снял сюжет обо мне. И подписали меня «Виктория, трансгендерная ветеранка-суицидница». Да, у меня действительно были попытки самоубийства. И среди транс-людей — это не редкость. Но все это напрямую связано с непринятием социума. Еще на этапе принятия возникают мысли о том, что «от меня отвернутся», «а как родители воспримут, односельчане их затравлят», «а это же надо так много средств для транс-перехода». И все эти мысли побуждают что-то с собой сделать.

Я вспоминаю момент из какой-то драмы, где человек держит в руках лезвие и хочет порезать руки, а потом его бросает. У меня когда-то было так. А потом я перешла к действиям.

Принимала бешеное количество медикаментов — оно в 4 раза превышало смертельную дозу. Но организм это не воспринял никак, даже расстройства желудка не было. Потом начала задумываться: если я грешна — заберите меня. Зачем-то меня здесь держат, оставляют в этом мире. И так именно с таблетками было дважды.

Некоторое время я была в АТО на первой линии. Между нами и оккупантами было расстояние около 50 метров, мы бросали гранаты друг другу под окоп. Потом я попала в нулевую линию и получила свое единственное ранение — черепно-мозговую травму. И, представьте, буквально через 5 минут после тяжелой травмы я сидела и курила сигарету.

Я прошла реабилитацию, побыла в части полгода и попросилась назад, поехала в ротацию. Это был 2017 год. Так служила еще до 2019 года, а потом меня «накрыла» страшная дисфория. Я думала, что на боевом дежурстве вынесу себе мозги из автомата, потому что больше не могу носить эту маску. Я уже осознала свое состояние, и только тогда обратилась к психологу.

У меня был подписан контракт, и я поняла, что некоторое время никак не смогу себя менять — есть определенный барьер, нормы внешнего вида, военный устав. Время уже шло на месяцы и годы. Чем раньше человек начинает гормональную терапию — тем максимальнее она сможет войти в социум и качественнее изменить внешность.

Об осознании своей идентичности и каминг-ауте

Еще в дошкольном возрасте я поняла, что с моей идентичностью что-то не так. Но из-за социальных стандартов я думала, что это как-то неестественно. Рядом со мной воспитывались еще два старших брата, и я думала: «А почему я не могу одеваться и выглядеть как-то иначе?». Методом подражания я научилась, как себя должны вести мальчики. Примечательно, что в детстве я увлекалась творчеством — рукоделием. Мама покупала мне журналы о бижутерию, я делала браслетики, фенечки, оригами. Сейчас я тоже периодически этим занимаюсь.

Публичный каминг-аут я сделала около полугода назад. А открылась сама себе и коллективу — два года назад. Прежде чем это произошло, я долгое время искала адекватного врача, который знает об ЛГБТ-тематике, и соответственно, не является гомофобным и трансфобным. Через платформу «Дружественный доктор» я нашла психолога в своем городе, пришла к ней и сказала: «Мне кажется у меня шизофрения, я не понимаю, что со мной происходит». Хотя у меня и был доступ к интернет-ресурсам, в отличие от тех людей, которые сталкивались с этим 20 или 30 лет назад, мне необходимо было подтверждение от специалиста.

Первый среди родственников, кому я сделала каминг-аут был мой брат, средний. Он сразу принял меня, но до сих пор использует старые местоимения. На следующий день я позвонила родителям в Вайбере, первое, что они сказали: «Ты наш ребенок, и мы любим тебя в любом случае». После выхода нескольких сюжетов обо мне — с отцом отношения обострились, а с мамой, наоборот, потеплели. Сейчас родители застряли в нейтральной позиции. Перед старшим братом я еще не делала каминг-аут, но, думаю, они сами уже ему рассказали.

Я уже больше года принимаю гормональную терапию, и только сейчас мне начинает нравиться то, что я вижу в зеркале. Все годы до этого — на мне была маска.

О враждебных настроениях по отношению к трансгендерным военным

Когда люди говорят, что лучше бы они воевали бок о бок с оккупантами, чем с ЛГБТ-людьми, они не задумываются над тем, что рядом с ними в окопе может лежать гей или лесбиянка, которая пока просто не сделала каминг-аут. Нет какого-то внешнего «клейма», есть только стереотипные представления, которые не всегда оказываются правдивыми. В США есть движение геев, называется «Медведи». Это такие грубые, здоровенные мужики, о которых в последнюю очередь можно подумать, что они геи. Эта субкультура зародилась в Канаде специально для того, чтобы разрушать стереотип о том, что все гомосексуалы феминные.

Скорее всего, гомофобы и трансфобы никогда не общались с представителями ЛГБТ-сообщества. Есть такое утверждение, что наиболее рьяные гомофобы являются латентными геями или лесбиянками. Мне кажется, это очень редко. Гораздо чаще существует страх от незнания. Когда начинаешь объяснять, в чем, например, разница «гей-парада» и «Марша равенства», они очень удивляются, и спрашивают: «Серьезно? Вас могут не пустить в больницу к любимому человеку?» и подобное. И сам человек приходит к тому, что дискриминация есть, и нарушения прав человека тоже есть.

О преимуществах партнерских союзов

Одной из целей объединения «Украинские ЛГБТ-военные за равные права» является легитимация партнерских отношений между геями и лесбиянками. Брак очень связан с верой, и, соответственно, с церковью. Никто не хочет враждовать из-за этого, но сейчас лесбиянки и геи чувствуют постоянную дискриминацию в этом плане. Партнерский союз — это акт, в котором говорится о том, что двое людей проживают вместе и не чужие друг другу. Это пригодится и гетеро нормативным людям, которые являются просто партнерами. Например, две подруги, бабушки, живут вместе, чтобы помогать друг другу. Дети и внуки не беспокоятся о них, и не общаются с ними вовсе. Эти бабушки могут заключить договор, чтобы наследство перешло одной из них, после смерти другой.

Проблема в том, что ЛГБТ-пары могут проживать вместе хоть двадцать лет, они все равно не будут иметь таких же прав, которые сейчас имеют люди, что заключили официальный брак. Партнеры пока не могут посещать друг друга в реанимации. Не могут делить имущество, нажитое вместе. Не имеют права не свидетельствовать друг против друга в суде. И таких ограничений очень много.

Партнерский союз является альтернативным решением, чтобы не привлекать церковь. Потому что верующие протестуют против ЛГБТ-браков, потому что это грех. Пусть церковь остается в стороне со своими канонами, традициями. А лесбиянки и геи смогут свободно регистрировать свои отношения с помощью гражданского партнерства.

Юристы говорят, что для этого необходимо внести несколько поправок в Конституцию, никто не требует переписывать закон. Но наша страна пока к этому не готова.

Об инклюзивных правилах в армии

Инклюзивные правила — это о доступности для всех. Очень похоже на правила гендерного равенства. Типичная для армии ситуация: парень на долгосрочной службе, к нему приезжает девушка — ему дают выход в город. Если же к парню приедет другой парень — ему не дадут освобождение, еще и скажут: «Ты что, будешь содомию здесь разводить?». И в армии такое действительно есть.

«Гомосексуальность по крови не передается»

Недавно Министерство здравоохранения убрало из перечня абсолютных противопоказаний для донорства крови пункт о гомосексуальных отношениях. До этого гомосексуальные отношения отмечались как «форма рискованного поведения», наряду с предоставлением сексуальных услуг за деньги, половых связей с малознакомыми людьми без презерватива и тому подобное.

Ранее считалось, что только гомосексуальные пары являются источником ВИЧ/СПИДа. И было стереотипное представление: «О, у этого парня ВИЧ, следовательно, он гей», была такая привязка. На период, когда были созданы правила, что ЛГБТ-люди не могут быть донорами — не было так много информации, исследований. Но когда в 2021 году мы уже понимаем, что ВИЧ/СПИД не всегда связан с гомосексуальностью, а до сих пор действует такой запрет — это уже признак гомофобии. И если с транс-людьми еще как-то понятно, потому что мы постоянно находимся на гормональной терапии, и уровень половых гормонов постоянно меняется, то в ситуации с гомосексуальными людьми — это просто предубеждение.

Если гей или лесбиянка практикует однополый секс, но при этом не является ВИЧ-инфицированным, то почему он/она не может быть донором? Гомосексуальность по крови не передается, это не инфекционное заболевание какое-то. Гетеросексуальные люди могут практиковать незащищенные половые контакты и менять сексуальных партнеров чаще, чем лесбиянки или геи. Это не зависит от ориентации.

Автор: Радченко Яна

Создание этой статьи финансируется в рамках проекта «Разнообразие обогащает: освещение вклада этнических, религиозных меньшинств и ЛГБТ в украинское общество» Фонда прав человека Посольства Королевства Нидерландов.

Содержание и мнения, изложенные в этой публикации, являются ответственностью авторов и необязательно соответствуют позиции Посольства.

↓Читайте также

Как в Украине зарегистрировали первый однополый брак. "Рубрика" разобралась

Женщины в украинской армии: каковы реалии службы