«Философский камень для Украины»: Илья Пономарев о первой в Восточной Европе инвестиционной сделке через революционный механизм СПАК

Илья Пономарев — единственный депутат Госдумы РФ, который голосовал против присоединения Крыма к России. Сегодня он гражданин Украины, живет здесь уже пять лет, развивает бизнес и привлекает инвестиции в украинскую экономику.

В конце ноября произошло знаменательное событие, которое может помочь инвесторам более уверенно вкладываться в развитие экономики Украины — компания Trident, основанная Ильей Пономаревым, совершила слияние с американской компанией Lottery.com и, таким образом, принесла своим инвесторам в 2-3 раза больше вложенных ими денег. Это первый случай успешной реализации СПАКа (специального инвестиционного механизма, который применили в Trident) не только в Украине, но и во всей Восточной Европе. О деталях уникальной сделки, а также о том, зачем нужен такой механизм, как привлекать инвесторов в большие проекты и, конечно, о политике и российской угрозе поговорили с Ильей Пономаревым.

— Ваша компания Trident только что слилась с лотерейной компанией Lottery.com. Почему сделали ставку именно на такой конечный объект инвестиций?

— Сначала планировалось закрыть сделку под украинские природные ресурсы, а получилось — под американский Fin-Tech. Компания, в которую мы инвестировали, для доступа к обычным оффлайн лотереям создала инновационное блокчейн-решение.

Здесь надо понимать, что именно мы делали. Мы делали SPAC (Special Purpose Acquisition Company или "компания по приобретению специального назначения" — Ред.). Это определенный инвестиционный механизм, в котором основные деньги — это деньги американских инвесторов. Я в свою очередь с несколькими коллегами, украинскими бизнесменами, среди которых был, например, Геннадий Буткевич (совладелец одной из крупнейших корпораций в розничной торговле — "АТБ-Маркет" и основатель инвестиционной компании BGV Group Management, — Ред.) в общей сложности вложили около 12 млн, потом еще порядка 4 млн. А американцы вложили 200 млн. Это чтобы было понятно соотношение.

Первично цель была получить опыт, попробовать, насколько этот механизм сработает. Он показал, что работоспособен, все на этом неплохо заработали, показал высокую доходность. И можно такие же "машинки" создавать для каких-то других проектов.

— Расскажите тут детальнее, что вообще такое "СПАК" и как это работает?

— СПАК — это специальный инвестиционный механизм. Он расшифровывается как Special Purpose Acquisition Company. Суть его в том, что обычно, когда компания выходит на ІРО, этому предшествует вереница процессов: создание, рост, наступление определенного момента и определенного размера, когда ее акционерам надо думать уже о бирже. Приходится нанимать аудиторов, "кормить" их 2-3 года, за это время готовить рынок, снова-таки "кормить" партнеров, консультантов. Это достаточно большие деньги, и ты еще не знаешь, чем это все закончится. Через 3 года рынок может упасть, может вырасти. Есть риски, связанные с этим.

Поэтому, когда на рынках большая волатильность (переменчивость — Ред.), большую популярность приобретают СПАКи. Они изначально появились в период очередного финансового кризиса, потому что дали возможность сделать процедуру ІРО быстрой и более предсказуемой – через т.н. «обратное IPO». То есть мы создаем пустую чистую компанию, у которой нет никакого бизнеса. Она выходит на биржу, делает ІРО, при этом комиссия по ценным бумагам (SEC) накладывает определенные ограничения на деньги, которые наша компания подняла. То есть эти деньги нельзя потратить на зарплату, нельзя "проесть" – они должны лежать на специальном счету. Компания может их разместить в гособлигациях, но больше ничего другого она с ними делать не может.

Задачей менеджмента СПАКа является поиск целевой компании, которая называется "таргет" — которую и надо вывести на биржу. Мы делаем с ней либо сделку слияния, либо поглощения. По сути, мы говорим ее акционерам: «У нас есть листинг, мы уже торгуемся на бирже. И у нас есть деньги, вот они лежат на счету. Вы видите, сколько этих денег, видите листинг и видите цену акций. Таким образом, нет неопределенности, сколько будет стоить ваша компания и сколько денег вы поднимете в результате ІРО. И вы всю процедуру выхода на биржу сделаете не за 3 года, а за 3 месяца«. При этом требования по аудиту и т.п. гораздо проще соблюсти.  Но у этого есть цена: за быстрый листинг компания должна с нами поделиться кусочком своих акций. То есть мы работаем на свой страх и риск, сами вкладываемся в сделку, и зарабатываем не комиссионные, как обычные инвестиционные банки, а получаем часть акций – эквивалент 20% от принесенных нами денег. Учитывая, что акционеры компании-таргета, как правило, увеличивают свой капитал в разы, то это всем оказывается выгодно.

— Это была первая ласточка "СПАКов" с украинскими корнями? 

— Да. Но их теперь будет много. За это время, пока существовал Trident, мы сделали еще второй такой проект с американскими партнерами, он назывался Netfin. В нём конечным объектом инвестиций стала сингапурская компания, коммодити-трейдер, также вышедший онлайн через все тот же блокчейн.

Сейчас мы готовим третий и четвертый проекты. Они обязательно будут в следующем году. Скорее всего, создадим специальную инвестиционную структуру, которая будет туда вкладываться с участием Геннадия Буткевича и других украинских предпринимателей. И, наверное, мы создадим более-менее постоянный клуб инвесторов.

— Звучит интересно. Но подходит ли такая форма инвестиций именно Украине?

 — Для Украины, я считаю, СПАК — это философский камень. Потому что наши компании сами по себе могут выйти на биржи Варшавы, Франкфурта, в лучшем случае Лондона (и в последнем случае чаще на альтернативные площадки типа AIM). Там весьма ограничена ликвидность, т.е. больших преимуществ публичный статус эмитентам не дает. Неудивительно, что пальцев рук хватит, чтобы перечислить украинские публичные компании.

А со СПАКами мы очень быстро можем выводить компании на американскую биржу NASDAQ, где большой уровень ликвидности, гораздо больше, чем на европейских биржах.

— Когда вы рассказывали о задачах Trident ранее в своих интервью, то говорили, что изначально хотели таким образом инвестировать в украинскую экономику.

— Да. Мы хотели поднять финансирование под проект нефтегазодобычи в Украине. Мы тогда говорили с целым рядом украинских бизнесменов, интересовавшихся этой темой. Многие из них собирались войти с нами в партнерство, но все колебались. Прорыв произошел, когда мы познакомились с Геннадием Владиславовичем (Буткевичем, — Ред.). У него есть несколько нефтегазовых активов. Я ему рассказал про эту историю еще в 2016м году; но он не поверил в успех такого механизма, и ничего не получилось. Потом прошел где-то год. Он мне сам позвонил и сказал: "Интересная там у тебя была идея, заезжай". И мы очень быстро договорились, что позволило стартовать проект.

Потом было много разной нервотрепки. Был очень сильный "встречный ветер" (сорванные сделки, неблагоприятные внешние обстоятельства, в т.ч. президентские выборы в США и начало пандемии COVID-19, — Ред.). Я не знаю ни одного СПАКа с такими приключениями, и на самом деле, никто не знает.

Недавно, когда мы закрывали сделку с Lottery.com, у нас была вечеринка в Нью-Йорке по этому поводу, на которую сбежалась половина Уолл-Стрит. Мы были, как тот пес, у которого нет глаза, оторвано ухо, отсутствует правая нога и откликается на кличку "Счастливчик". Все пришли посмотреть на людей, которые это сделали. Потому что сначала мы должны были купить американскую нефтяную компанию, которая была заинтересована выйти в Украину. Потом – украинскую. Потом – ближневосточную. Но вместо этого нас ждали самые настоящие приключения, из которых удалось успешно выйти, но не без изрядной нервотрепки.

— Почему именно нефтегазовый сектор?

— Начиналось всё с «Газпрома« и с войны, которая была развязана Россией против Украины. Поэтому мне хотелось как политику вырвать ядовитые зубы у агрессора. Это была моя стартовая мотивация. Плюс к этому, я профессиональный нефтяник и работал в Schlumberger, крупнейшей нефтесервисной компании мира. Потом был одним из топ-менеджеров "ЮКОСа". Это отрасль, которая меня всегда интересовала. Мне всегда нравилось, что в ней сочетаются бизнес и политика, даже геополитика. Эта индустрия в этом смысле очень привлекательная, в ней обе мои страсти встречаются в равной степени.

— Считаете Украину перспективной страной в плане нефтегазодобычи?

— Считаю, что перспективы есть, конечно. Во-первых, Украина может быть самодостаточной по газу. По нефти, с точки зрения запасов, нет, а по газу — точно да. Тут у нас не Ближний Восток, но в континентальной Европе Украина – самая интересная страна.

Есть ряд очень интересных проектов, и конвенциональных, и сланцевых. Очень интересно с последними поработать. В Европе только у Польши есть некоторый опыт, но скорее негативный, чем позитивный, по геологическим причинам. Когда история со сланцевым газом начиналась в США, для того чтобы достичь успеха было пробурено сотни скважин. А в Польше было пробурено всего 29… Однако там действительно есть сложности с породами нефтеносных пластов. Поэтому начавшийся было бум польской сланцевой индустрии пока закончился ничем.  

В Украине есть похожая на польские месторождения Олесская группа на западе страны. Но есть и другие по свойствам резервуаров объекты, в том числе такой крупный, как Юзовская площадь. Это в восточной части Украины, поблизости Славянска. Особенно важно как можно скорее начать работы здесь, на освобожденной от захватчиков территории. Война в конечно итоге становится возможной из-за неустроенности людей, из-за бедности, из-за того, что они ищут лучшей жизни, недовольны тем, как они живут. И это пространство для манипуляций. Вражеская пропаганда начинает легко раскачивать эту историю, тем более, когда в одну сторону тянет Россия, в другую сторону — свои олигархи. И мы получаем то, что в итоге получаем. А если бы там все было хорошо, была бы работа и деньги…

— Какие планы на ближайшее будущее?

— С 1 ноября я приступил к исполнению обязанностей члена совета директоров украинской компании BGV Group Management, курирую инвестиционное направление. Раньше я это делал на общественных началах, просто в режиме помощи и советов. Теперь это станет постоянной деятельностью. Прежде всего, основной приоритет — все, что связано с полезными ископаемыми. У BGV в Украине самый большой портфель горных природных ресурсов. Причем это в самом правильном, в самом модном, перспективном направлении «новой энергетики«. Это и графит, и редкоземельные металлы, уран, бериллий, цирконий, титан, это драгоценные металлы. Все, что нужно для современной экономики. В основе бизнеса группы лежит видение Геннадия Буткевича, которого я полностью поддерживаю и хочу помочь привлечь внешнее финансирование.

Вероятно, будем создавать единую экосистему бизнеса: прямые инвестиции в добычу, а также через СПАКи мы можем проинвестировать в комплиментарные бизнесы, которые являются дополняющими к этим природным ресурсам. То есть так мы можем проинвестировать в бизнесы по производству батарей, электромобилей, в другие вещи, связанные с самой новой экономикой.

 — Насколько масштабны вложения в эти проекты? 

— Вложения личных средств Буткевича уже превысили 150 млн долларов. Но этого все равно не достаточно, чтобы все его активы ввести в эксплуатацию, потому что по каждому отдельному объекту необходимы инвестиции масштаба нескольких сотен миллионов. Поэтому своими силами мы можем это дело довести до инвестируемого состояния, когда проект становится на рельсы, а дальше хотим работать с уважаемыми международными партнерами, которые бы имели имя и репутацию на рынке. Прежде всего, с американскими и европейскими компаниями и фондами, с которыми вместе можно было бы эти месторождения разрабатывать. Это наш основной приоритет.

— Это все прекрасно звучит. Но наверняка есть какие-то риски. И если все так здорово, то и эти риски, наверное, большие. Расскажите об этой стороне медали. 

— Если говорить о деятельности группы BGV, то основной риск тут геологический. Мы можем сколько угодно говорить про классные ресурсы. И они там могут даже быть. Можно пощупать литий, который находится в земле. Пробурить скважину. Когда же дело дойдет до того, можно ли его использовать в конкретном производстве, он может оказаться непригодным, или его добыча может оказаться слишком дорогой, или могут быть сделаны правительством какие-то шаги, в результате чего это станет неудобным для эксплуатации, или же конкуренция с другими странами может обрушить цены. Это риски, которые мы должны оценивать.

Но мы считаем, что хорошо понимаем, чем мы занимаемся. И эти риски соответственно, не сработают. Суть видения Буткевича в том, что он понимает Украину, верит в нее и знает, как снимать здесь риски.

— То есть в разработку полезных ископаемых будете привлекать средства инвесторов не через СПАКи? Чем собираетесь их заинтересовать? Украина хоть и работает над тем, чтобы сделать инвестиционный климат удобным и безопасным, но все равно многие инвесторы все еще побаиваются идти в Украину. Как собираетесь работать с этим?  

— Я очень часто отвечаю на вопрос "Что вредит инвестиционному климату в Украине?". Стандартный ответ, который дают чиновники и политики, в том, что нам нужно, чтобы нормально работали суды, правоохранительная система, законы и т.д. Я уверен, что так говорят люди, которые плохо понимают, как мыслят инвесторы.

Суды и законы — это все хорошо и действительно необходимо. Но все-таки главное, что нужно инвестору, — это чтобы человек, с которым он договаривается, отвечал за "базар". Ему важна предсказуемость его бизнеса. Как это не цинично звучит — даже если это предсказуемая коррупция или предсказуемый рэкет, с ними можно работать, если взяточник выполняет то, за что взял деньги.

Это главное, чего не хватает Украине. Потому что ты сегодня договорился, а завтра ты передоговариваешься, потому что выяснилось, что человек, который тебе вчера что-то пообещал, совсем не это имел в виду. Реальное колоссальное преимущество Геннадия Буткевича в том, что это очень редкий человек в Украине, который отвечает за свои слова. И это дорогого стоит. 

Он не участвовал в приватизации, не участвует в политике, на нем нет никакой грязи, его нельзя ни в чем обвинить. Он просто богатый человек, который все сделал своим трудом с самого начала. И это вызывает большое уважение. Он даже из полиции ушел, потому что возникли коррупционные риски в правоохранительной системе, и он не хотел в этом участвовать. И люди это видят, к этому относятся с большим интересом. Поэтому у меня никогда не было проблем на Западе, когда я говорил о Буткевиче как о партнере. Ко многим другим украинцам относятся совершенно по-другому, даже не всегда справедливо.

— Какие еще будут инструменты привлечения инвестиций? 

— Как член совета директоров, я также помогу BGV создать внутренние инвестиционные навыки. Компания не должна иметь внутри себя каких-то мега-инвестиционщиков. Но она должна иметь хороший интерфейс к профессиональным инвестбанкам и международным инвестфондам. Она не должна сама превратиться в международный инвестфонд. Однако мы хотим создать совместное предприятие между нашей командой Trident и BGV — полноценный инвестбанк, который будет называться BGV Trident Capital, и будет работать на открытом рынке.

То есть он не только будет обслуживать BGV, а BGV будет обслуживаться не только в BGV Trident Capital, он будет работать и с другими компаниями на рынке. Мы хотим сочетать в себе два достоинства — с одной стороны надежность и мощную базу в лице группы BGV и Геннадия Буткевича, а с другой стороны — наши знания, опыт, связи на международных финансовых рынках, которые мы показали по СПАКовской деятельности.

— Эта деятельность будет направлена на внутренний украинский рынок?

— Конечно, на украинский рынок. Это будут услуги для украинских компаний, которые хотят поднять капитал здесь, которые хотят выйти на Запад, а также для западных инвесторов, которые хотят найти инвестиционные проекты в Украине. 

— Чем именно будет заниматься инвестиционный банк? 

— Инвестбанк — это инвестиционный советник. Это та структура, которая организовывает сделки, сводит людей вместе, делает схему сделки, ее механизм; все, что нужно в этом плане, разрабатывает и помогает эту сделку склеить. 

— Когда планируете ориентировочно запускать этот проект?

 — Решение принято 1 ноября. Впереди организационный период, когда надо будет создать какую-то базовую инфраструктуру, но думаю, с нового года мы уже заработаем.

— Вы много писали о том, что уже приступаете к третьему СПАКу и надеетесь, что сделаете сделку в Украине. О чем же будет третий СПАК?

— Пока мы не имеем права говорить, о чем он будет точно. Можем говорить инвесторам только об общем направлении. Мы смотрим на направление высоких технологий и на украинский рынок. У нас очень сильная команда людей с большой репутацией в индустрии. Но она станет заметной, когда мы выйдем на IPO, и я думаю, что это произойдет в конце января — в феврале.

Однако, это только планы. На опыте с Trident знаю, что планы срабатывают не всегда в намеченные сроки. Хотя тропинка уже протоптана, и надеюсь, далее будет уже намного проще.

— Буквально неделю назад вы говорили, что Россия на Украину не нападет, потому что ей это не интересно. Но сейчас все медиа-пространство бурлит с новостями о том, что наша разведка разузнала, что у границы собираются и собираются на нас нападать. Что-то изменилось? Это блеф или, на ваш взгляд, действительно есть какая-то угроза эскалации?

— Есть большая заинтересованность большого количества лиц понагнетать атмосферу. Зачем это делал Путин изначально? Ему по той или иной причине нужно побряцать оружием и ему нужно, чтобы об этом говорили. И он сам делает для это все возможное как через российские СМИ, так и через свою агентуру в Украине — он всячески говорит, что Россия сейчас нападет. Зачем ему это нужно? Это другой вопрос. Можно делать предположения. В голову его мы не залезем. Мы не психиатры.

Я думаю, что, во-первых, он считает, что сейчас благоприятный момент продавить Байдена. Он подливает масла в огонь политических оппонентов Байдена, которые на него показывают пальцем и говорят: "О! Слабак!". Он играет на американских ястребов в этом смысле, а не на голубей. Этим он ослабляет действующее американское руководство и заставляет его идти на какие-то переговоры. Предполагаю, что его главная цель – чтобы на Западе в обмен на ненападение на Украину закрыли бы глаза на готовящееся поглощение Беларуси.

С другой стороны, есть процесс формирования немецкого правительства. И Путин как силовик и дворовой пацан считает, что надо поднимать ставки. Это его универсальный modus vivendi, все время, что он у власти, весь двадцать один год он действует так. Всегда повышает ставки. Никогда не пытается выступать каким-то дипломатом. Наоборот, Путин как дзюдоист, пытается всегда спровоцировать оппонента сделать первый шаг и ошибиться тем самым.

Я думаю, что именно Беларусь его задача. Думаю, что это отличается от предыдущего обострения весной. Потому что весной у него самого были опасения, что Украина двинет войска отвоевывать Донбасс и соответственно, надо было показать, что "мы будем действовать в ответ".

Сейчас, я думаю, что мотивация другая, хотя действия похожи. Похожи, но они отличаются по тому, как их освещают. Весной было ощущение, что их военную подготовку особо не афишируют. Зато сейчас просто-таки рекламируют эти войска!  Так не делают, когда собираются наступать.

Но что касается Украины, тут у нас тоже много людей с большими звездами на погонах, которым надо сначала угрозу раскрутить, а потом героически ее преодолеть – типа: "Не напали, потому что мы держим границу на замке. А если бы не мы, то напали бы обязательно". Плюс, еще есть политическая оппозиция в виде Порошенко и других сил. На самом деле тут у них одинаковый интерес — что у Порошенко, что у Медведчука, которые раскручивают простую мысль, что Зеленский не справляется с мирным урегулированием и вообще некомпетентный главнокомандующий. А поскольку мир был главным предвыборным обещанием действующего президента, то этим давят его рейтинг.

— Вы сказали, что часто для Путина демонстрация силы нужна, чтобы провоцировать своего оппонента на какое-то ошибочное действие. Что в этом случае было бы ошибочным действием со стороны Украины? Где мы сейчас можем оступиться? 

— Ошибочное действие — забояться, засуетиться, поддаться шантажу и давлению. Публичным вниманием надо не пугать себя и население, а напоминать про угрозу и агрессию Кремля западным партнерам: "Видите, какие негодяи", чтобы они были к нам поближе. Однако тоже здесь важно не перегибать палку, потому что, к сожалению, когда Сурков на эту тему говорил о том, что Запад начинает уставать от Украины, он был прав. Запад действительно устает от Украины и чересчур большое количество проблем не идет нам на пользу. Нам надо чередовать какие-то трудности с какими-то успехами. Любой политик любит отчитываться результатами. Все хотят показывать, что они Украине помогали и что-то хорошее случилось. А когда они помогают, а в новостном поле, извините, одна жопа-жопа-жопа, ну, это как-то не очень.

— Что вангуете для регионов? Что будет с Беларусью, с Украиной?

— Я думаю, что хотя финальная геополитическая (можно сказать даже, историческая) цель Путина – восстановление союза славянских государств бывшего СССР, сейчас будет дожимать Беларусь. Ему надо с этим вопросом справиться до 2023 года и пересесть в кресло лидера объединенной страны, убрав Лукашенко от руля. Так что пока с Украиной ничего не будет нового происходить в военном плане. Думаю, что у Путина стратегия такая, чтобы дать нам вариться в собственном соку — что мы сами справимся с разрушением страны, и надо только подождать… Ну, конечно, по ходу он будет и далее делать все возможное, чтобы Украина не развивалась.

— Как насчет украинской политики — все еще не планируете принимать в ней участие? Все-таки, уровень привлечения инвестиций очень зависит и от политических решений.

— Нет, ни я, ни бизнес-структуры, в которых я занимаюсь привлечением инвестиций, политикой не занимаемся и не планируем. Сейчас объясню, почему.

Во-первых, если вы обратили внимание, то я на тему бизнеса очень редко высказываюсь. Я считаю, что деньги любят тишину. А с другой стороны, с большим удовольствием общаюсь на политические темы. Я считаю, что уровень известности в такой стране, как Украина — это плюс и фактор защиты от разных наездов. Но смешивать бизнес и политику недопустимо. Если ты занимаешься политикой, ты должен отказаться от занятия бизнесом. Это сочетание всегда приводит к конфликту интересов и, в итоге, к разнообразной грязи, которой хотелось бы избежать. 

У меня есть и собственный опыт российский, когда я видел этот конфликт и был вынужден делать выбор. В России, когда ты занимаешься оппозиционной политикой, тебе родное государство «поможет» прекратить заниматься бизнесом. Когда я только начинал, еще в начале 2000-х, по всем контрагентам, которые у меня были, с кем у меня были хоть какие-то деловые контакты, звонило ФСБ и говорило: "Вот с этим товарищем вам не надо, а то мы заинтересуемся вами". И они один за одним разрывали все отношения и говорили: "Ты, конечно, хороший парень, но нам проблем не надо". Так мне государство помогло сделать этот выбор.

В то же самое время стоять в стороне от преобразований, которые происходят в стране, предприниматели не должны. У них есть опыт, идеи и ресурсы, которые надо использовать для помощи перспективным политикам, которые бы вставали у руля управления и могли бы выстроить те самые прозрачные, понятные и нейтральные правила игры, по которым бы развивался бизнес.

— Вы были единственным депутатом Госдумы, который проголосовал против присоединения Крыма к РФ. Во время голосования вы понимали, что будете единственным?

— Да.

— Почему именно против, а не воздержались, как сделали еще три ваших коллеги?

— Если бы мы все не голосовали, то в историю вошло бы, что было единогласное голосование. От того, что кто-то не голосовал, цифры не менялись; было бы "за" — 445, "против" — 0, воздержалось – 0. То есть не голосовать, пойти пописать в ключевой момент – это не решало задачу сорвать образ единомыслия.

Воздерживаться не было никакого смысла, потому что по последствиям со стороны власти с голосованием "против" это ровно то же. Но при этом получается, что ты не можешь выразиться, не можешь определиться, за ты или против, по столь принципиальному вопросу. Это как-то глупо.

Я посчитал крайне важным для отношений Украины и России в будущем, чтобы голосование не было единогласным, его нужно было сорвать. Если бы кто-то еще собирался голосовать против, я бы, может, и засомневался и пересидел бы ключевой момент у себя в Новосибирске, где у меня были мэрские выборы. Но так как я точно знал, что никого против не будет, то кто-то же должен был это сделать.

— При этом, наверняка, были люди, которые тоже не поддерживали голосование, но проголосовали "за", как все, из-за страха. Вы даже говорили в каком-то интервью, что к вам после подходили, мол "Вау! Молодец! Но я не смог бы". Наверняка сейчас в российском правительстве тоже есть люди, которым ситуация не очень нравится, но при этом они ничего не делают, и тоже имеют на это причины. Что бы вы хотели им сказать?

— Я бы хотел им сказать то, что написал то ли российский, то ли украинский писатель, которого мы до конца не поделили – Михаил Булгаков: "Главный человеческий порок — это трусость". И я с ним полностью согласен.