Города во влажном плоском мире

Алла Петренко-Лысак

В Киеве уже неделю ливни. Меж ними жаркое солнце и ярко голубое небо. Город умеренного климата как будто тестирует себя во влажном тропическом амплуа. Эмоции города дождя неоднозначны… от угрюмого разочарования до возвышенного вдохновения… Обыденные дела горожан стали зависимыми от грозовых капризов.

Влажное настроение намекает городу стратегии выживания. Коммунальная история банально сквозит возмущенным недовольством горожан и автомобилистов, а социальная атмосфера дополняется памятным запечатлением стихии в коротких видео, впечатляющих фото, в живописи дождя, музыке грома, в лирической поэзии влаги…

Мокрый и креативный. Казалось бы, что может быть общего между этими определениями, кроме поэтической метафоры?

 Нет, точно, что не дождь намекнул П. Гилену [1] размышления о плоском влажном мире. Он думал глобальнее, экологично расставляя горизонты социального на уровень мирового океана. Во влажном мире формула апокалипсиса – это закон «без пяти двенадцать»: все знают, что нужно делать, но никто ничего не делает. «Арараты» влажного мира – это островки самоорганизованных сообществ, творящих новые практики социального действия и взаимодействия.

А пока в допотопном мире множество креативных практиков серфят волны политики, экономики, обыденной жизни по формуле представляемой свободы и вольного выбора. Воображаемо независимыми становятся и социальные отношения, в которых дружба, соседство, семья приобретают модельной плоскости – равных шансов на бытие и небытие. Про плоский мир пишет Т. Фридман [2], обращая внимание на то, что это мир возможностей на включение, передвижение, конкуренцию, завязывание контактов и сотрудничество с разнообразными людьми или сообществами, но все это при условии формирования и развития современных новейших технологических изменений. Плоский не значит ровный; эта плоскость является проявлением сил выравнивания возможностей, дающих шансы устанавливать контакты, конкурировать и сотрудничать.

Города манят людей как пространства свободы, где «проживает» творческая Пустота. Эта заманчивость не просто стремление вырваться из политического, экономического или духовного нищенства, но это стремление к более широким возможностям, большей масштабности шансов, непредставляемого качества жизни, отношений, контактов, вещей. Именно города являются узлами (хабами, как сейчас модно говорить – концентраторами) плоского сырого мира. Междугородние трассы – это как скоростные хайвеи, так и протоптанные узенькие тропинки,  рукотворно (ноготворно, колесотворно), появившиеся на поверхности общественных отношений. Постепенно эти путепроводы заливает вода новейших ценностей и коммуникаций. Дороги и тропинки становятся влажными, иногда, превращаясь в болота и трясины. Лужи и колея – пейзаж новейшего времени. Что это значит? – вероятно, что стоит искать средства и способы передвигаться на изменчивых поверхностях. Текучий мир, о чем писал З. Бауман, требует умений и навыков двигаться на неустойчивых площадках. При чем, умение оставаться на верхушке места, не будучи поглощенным, не менее ценный навык во влажном мире.

Успешные города плоского влажного мира – это пространства, приобретающие статус именно того «Арарата» — островка причала в безграничном океане изменений. Волны этого океана – наука, технологии, социальные статусы, интеллектуальные и физические возможности (в частности, таланты и навыки) – требуют освоения уже с первого осознания того, что умение плавать в социальном океане – это умение 1) построить/купить личное плавсредство и 2) маневрировать между большими по размеру, 3) разбираться в навигации, 4) быть своевременным, 5) иметь личные средства для спасения. Сотрудничество (коворкинг) приобретает весомости в мокром мире, ведь эскадрам малых лодочек гораздо легче стремиться к успешности на фоне и в волнах от лайнеров. Городские сообщества, (само)объединившиеся для того, чтобы противостоять муниципальным эсминцам являются не чем иным, как средством выживания в условиях Всемирного Потопа – перехода к жизни во влажном плоском мире, где водная гладь всегда равна. Но, «Арараты» тоже не твердые поверхности, эти островки – странники, они номады, мигрирующие в форме временных проектов, инсталляций, перформансов, они мимикрируют под влиянием изменений политических глубин и высоты экономических волн.

Влажные города – это пространства текучей модерности, неустойчивых отношений, изменчивых ценностей. Большая опасность городов влажного мира – это активные циничные самоуверенные идеологизированные критиканы на смотровых мачтах, в виду того, что они способны посеять сомнения, неуверенность, ссоры, пустопорожние разговоры, потерю смыслов, апатию действовать. Правда, они лишь опасны, но не страшны. Единственная польза от них – возможность обратить внимание на неприятности. Маловременность сырого пространства является природным антидотом от таких.

В условиях влажного мира город, претендующий на успех, выживет и не утонет, если будет открытым пространством с разными течениями. Открытость тут значится как структурный принцип доступности, когда город – это пространство возможностей, которыми можно не пользоваться. В жидком состоянии трудно построить границы. Это не значит, что это невозможно. Просто сложно. Поэтому, город влажной реальности – это город мягких условностей, это пространства soft силы, soft власти и softcraft как качества социальных отношений. Не стоит бояться временности, в soft формате она способна быть историей, потому что такой город не просто владеет навыками сохранения материальных и духовных ценностей, но считает эту практику целительной. Но не с целью навязчивой профилактики или построения жестких канонов идентичности, но с правом не пользоваться ими. Креативный город влажного плоского мира – это город, длящийся прежде всего во времени, но не в пространстве. Это город с правом на перемены, с правом быть собой, не копируя, но созидая, с правом не пользоваться старыми схемами, по праву того, что кто-то когда-то их удачно применил. Мир меняется, и любая старая схема во влажном пространстве разбухает, создавая иллюзию значимости.

Право не пользоваться – это право истинной свободы выбора. Чтобы преодолеть формулу «без пяти двенадцать» просто стоит вспомнить это. Не правда, что все знают, как и не правда, что все ничего не делают.

[1] Гилен П. Бормотание художественного множества. Глобальное искусство, политика и постфордизм. – М.: Ад Маргинем Пресс, 2015. – 288 с.

[2] Фрідман Т. Світ плаский! – Х.: Акта, 2010. – 676 с.