Сергей Притула — украинский общественный и политический деятель, волонтер, телеведущий — с начала полномасштабного вторжения россии полностью сосредоточился на помощи фронту и стал едва ли не самой заметной фигурой в волонтерстве в Украине. Дроны, автомобили, народные байрактары и даже спутник — на что только ему не удавалось собрать деньги. Мы поговорили с ним о деятельности фонда, критике, мотивации и даже детях — что из этого вышло, читайте в материале "Рубрики".
О собранных миллиардах, "больших" и "маленьких" донатах и "гуманитарном пиаре"
— Благотворительность и волонтерство сегодня — одни из основных столпов приближения Украины к победе. Многие активно помогают, но также многие задаются вопросами, почему обеспечением воинов на фронте должны заниматься благотворительные организации и волонтеры, рядом с государством. Что вы думаете об этом балансе обеспечения фронта государство-благотворительность-волонтерство? Каким он должен быть?
— Этим вопросом задаются те люди, которые не занимаются волонтерством, потому что у людей, работающих в этой сфере, есть ответ. Естественно, государство должно заниматься обеспечением армии, однако простите, у нас уже восемь лет идет война, уже более полугода, как началось полномасштабное вторжение россии. Мы не были и не являемся экономически сильной страной для того, чтобы обеспечить нашу армию на таком уровне, как, например, это происходит у наших врагов, которые тратят на свою оборону в 10 раз больше денег, чем мы. Поэтому украинское общество могло бы "положить ногу на ногу, взять в руку кофе, смотреть ТВ, говорить — что-то государство не справляется". Но наши люди достаточно умны, поэтому они в такое тяжелое время подставляют плечо государству, потому что обороноспособность страны — это вопрос не только министерства обороны, силовых ведомств, структур — это вопрос каждого юнита, который есть в стране, каждого гражданина. Если бы мы проиграли войну, нас не стало бы как государства. Нас не стало бы как нации — была бы нация без государства, которых и так уже достаточно в мире. Поэтому, если мы не хотим быть беженцами, и даже если ты стал беженцем и хочешь вернуться на родные земли — будь добра, будь добр — просыпайся с мыслью утром "А что я могу сделать для своей армии?"
— Считаете ли, что сейчас ваш фонд работает на полную? Может быть, видите зоны, где нужно "поднажать"?
— Мне точно не стыдно за последние полгода работы нашего фонда и коллектива. Наши волонтеры все работают на грани своих возможностей. Я недавно даже поссорился с двумя девочками, которые у нас отвечают за верификацию военных запросов из-за того, что они покинули помещение фонда около полуночи. Я понимаю их желание максимальной эффективности, давать все и делать через не хочу, однако если работать в таком графике очень долго, это может ударить по твоему коэффициенту полезных действий в будущем. Поэтому нужно дать себе ответственность за то, что нужно правильно держать баланс своих сил. Мы на День Независимости отчитались за 6 месяцев работы. Мы собрали 2,2 миллиарда гривен, и были моменты, которыми я сильно горжусь — это тысячи дронов, которые мы доставили нашим подразделениям на линии фронта, это наши байрактары, с которыми я смог недавно лично обняться, и которые стали подарком от компании "Байкар". Этого бы не произошло, если бы владелец компании "Байкар" не увидел размах и охват людей во время этого проекта. У нас было 1 346 000 транзакций за 3 дня, за которые мы собрали 600 миллионов гривен. Наш фонд приобрел доступ к спутнику и базе данных спутниковых снимков в компании, которая имеет наибольшее количество спутников с технологией САР в мире. Поэтому я считаю, что наш фонд — молодец, и все работающие в нем люди — тоже большие молодцы.
— Многие украинцы сейчас чувствуют, что делают недостаточно для победы. Чувствуете ли иногда сами что-то подобное? Что могли бы сказать об этом? Как работать с этим чувством?
— С этим чувством нужно работать, а вот как — это уже в индивидуальном порядке. Дело в том, что я занимаюсь волонтерством уже более восьми лет, и потому то, с чем сейчас сталкиваются некоторые волонтеры, я уже прошел с коллегами в 2014 году. Нет такого понятия "я делаю недостаточно» — есть понятие "я или делаю, или не делаю". В зависимости от своих возможностей ты можешь сделать то, что принесет пользу. Ты можешь идти на работу — иди на нее, зарабатывай, плати налоги, поддерживай экономику Украины. Ты можешь после работы пойти плести сетку для маскировки? Плети. Ты можешь заняться волонтерством не условно космического масштаба, а собрать у себя на районе деньги и пригнать из Нидерландов, Чехии, Бельгии или Польши внедорожник на подразделения для ребят, которые служат из твоего района — возьми и сделай это. Ты можешь заняться поддержкой семьи переселенцев, их детей — пожалуйста, возьми и сделай это. Ты можешь купить что-то необходимое для хосписа, который привезли со временно оккупированных территорий в более безопасные регионы страны — пожалуйста, займись пожилыми людьми. Так что на самом деле работы очень много — можешь даже не тратить свою энергию и просто донатить. Нет такого понятия как "большой" или "маленький" донат. Есть, например, бабушка-пенсионерка, которая сегодня пришла и принесла тысячу гривен, а у нее пенсия — тысяча с копейками. Это ее желание, ее просьба. Кто мог задонатить миллион долларов, он задонатил. Для меня ценны и эта тысяча, и этот миллион.
— Работа вашего фонда и вас лично сейчас очень заметна. Многие украинцы называют это вашей пиар-акцией. Как относитесь к таким заявлениям, что думаете об этом?
— Честно говоря, мне как-то плевать на то, кто, что и как это воспринимает. Я что — восемь лет пиарюсь или что? Пиар-акция — это когда ты что-то сделал один раз или, может, несколько раз и потом на этом получил какие-то "достижения". В моем случае я не совсем понимаю, кто меня может в чем-то упрекнуть — у меня двоюродный брат получил орден Богдана Хмельницкого, защищая Лисичанск, другой брат в системе министерства обороны занимается отправкой бойцов на учебу. Крестный сын — пограничник в Сумской области — у меня достаточно своих мотиваций для того, чтобы заниматься волонтерством, кроме того, что я люблю свою страну, свою армию, которая меня защищает. Я очень хочу, чтобы наши мальчики и девочки на фронте с оружием вернулись домой. Поэтому если кто-то говорит, что я пиарюсь — пиарьтесь вместе со мной.
Об авто на фронт, детских донатах и спутнике
— Вы часто закупаете именно автомобили для военных. Недавно видели посты от украинских волонтеров в Швеции о том, что они обращались в ваш фонд, чтобы помочь закупить нужные машины в стране по лучшим ценам. В итоге с ними не связались, несмотря на заверения, и закупили машины по более высоким ценам. Почему так произошло? Сотрудничаете ли вы с локальными волонтерами/организациями украинцев или неравнодушных к Украине за границей во время тех же закупок за границей? Какие здесь критерии сотрудничества?
— Этот вопрос немного устарел — потому что после того, как появилась эта публикация, наш управляющий транспортом связался с человеком и есть сотрудничество.
А насчет того, что кто-то заказал по завышенным ценам — слушайте, это не совсем соответствует действительности. Кто-то, например, привез машину из Польши за 2000 евро; кто-то из Дании за 5000, а кто-то из Швеции за 7000. Тот, кто привез за две, имеет полное право рассказывать, что два других человека тратят деньги впустую, но он забыл сказать о том, что ее нужно будет еще ремонтировать месяц. Иногда бывают столь срочные запросы, связанные с редкой аппаратурой, что нам действительно приходится переплачивать. Я очень рад за людей, которые находят время разбираться в наших закупках. Это значит, что с одной стороны — у них достаточно времени, с другой стороны — что на бойцов им не все равно. Однако они не на нашем месте и не всегда понимают объективность одного или иного расхода. Дадим пример — мы купили какой-то гаджет, написали об этом. Купили по цене, например, 50 000 гривен. Нашёлся человек, который хорошо изучил вопрос, написал мне длинное сообщение о том, что мы "транжиры", потому что он нашел на сайте производителя этот самый гаджет за 30 000, и что у нас большая переплата. После этого мы спросили у представителей этой оптической компании и получили очень конкретный ответ — да, это так, и можно сделать заказ, и он до нас дойдет через три недели. А подразделению, которое сделало запрос, оно нужно было прямо сейчас. Это был вопрос жизни и смерти. В Украине этот гаджет в количестве одна штука, и мы его купили за ту цену, по которой нам его продали. Поэтому всем исследователям наших закупок желаю крепкого здоровья и присоединяться к нашим общим делам.
— Вашему фонду регулярно приносят собранные деньги дети — что чувствуете в такие моменты? Что хотели бы сказать маленьким украинцам, которые собирают деньги на помощь ВСУ?
— Я чувствую большую злость к нашему врагу, потому что из-за этих больных людей, из-за этих убийц наши дети, к сожалению, очень быстро повзрослели. Они потеряли то детство, которое заслуживали, и вместо того, чтобы покупать какой-то гаджет, какой-то самокат, игрушки — они сейчас собирают деньги и приносят их нам, другим фондам, чтобы мы покупали помощь нашим военным. С другой стороны, я очень горжусь нашими детьми, которые понимают, несмотря на свой юный возраст, что украинская армия не защищает украинское общество выборочно, и именно поэтому украинское общество должно помогать армии не выборочно. Я считаю, что это хорошая вещь, и это четкий сигнал путину, что нас нельзя победить — потому что за нашей армией стоит вся наша страна, от самых маленьких до самых взрослых, и все работают с одной целью: победа Украины.
— На что сейчас самый большой запрос на фронте? Удается ли его закрывать силами фонда?
— Силами одного фонда невозможно закрыть все запросы по линии фронта. Даже силами всех волонтерских организаций Украины этого сделать нельзя. Мы делаем свой весомый вклад в обеспечение армии и в то, чтобы наша страна победила, однако у нас нет такого же бюджета, как у министерства обороны, или бюджеты, которые выделяют нам западные страны-партнеры для поддержки Украины в форме материально-технической помощи, макрофинансовой помощи и так далее. Потребности есть постоянно — в хорошей связи, в хороших радиостанциях, в хороших ретрансляторах. Есть потребность в автомобильной технике разного вида, начиная с автобусов и джипов-пикапов, и заканчивая легкой и тяжелой бронированной техникой, бронированными автомобилями скорой помощи. Дроны — расходный материал. БПЛА — падают, сбиваются, теряются. Более или менее вроде бы выровнялась ситуация с оптикой — на уровне снайперских прицелов, труб разведчика, тепловизоров. Однако запрос на приборы ночного видения как был невероятно высоким, так и остался. Это очень интересная номенклатура, ее трудно и дорого достать.
— Вы бываете в городах фактически на линии фронта. Какие впечатления от этих поездок? Как выглядит жизнь там? Что можете сказать о моральном состоянии и боевом духе наших защитников и защитниц, ведь общаетесь с ними? А об обеспечении наших вооруженных сил всем необходимым?
— Я не могу отвечать за всю линию фронта, потому что подразделений очень много, запросов так много. Обеспечение также отличается. Кому-то хватает всего, кому-то много не хватает. Идут активные бои и, конечно, сохранить человеческую жизнь гораздо важнее, чем сохранить какой-либо гаджет, сколько бы он стоил. Теряется оптика, разбиваются Старлинки, горят машины, обломки повреждают автобусы и т.д.
О моральном духе — слава Богу, у подразделений, в которые мы приезжаем там, нет, как говорят наши соседи, паникерских настроений, много мотивированных людей. Конечно, были случаи, когда людей мобилизовали без военного опыта и они не справлялись с появляющимися вызовами, потому что война сейчас далеко не та, которую мы видели в 2014, 2015 годах и позже. Здесь много артиллерийской работы, авиации — это страшно. И очень много людей, которые гибнут, много людей, которые получают ранения.
Однако мне кажется, что есть более глубокие вещи, которые влияли на процессы в последние полгода и сейчас начали исправляться. Дело в том, что последние семь лет у нас все же была позиционная война, а сидевшие в окопах люди были стороной, которая защищается от россии. С Минскими соглашениями наступательные операции стали невозможны, и мы не можем похвастаться, например, с 2016 года какой-либо успешной операцией в виде наступления, масштабными операциями. Поэтому те, кто сейчас занимается бравадой и рассказывают то, что здесь мы начнем контрнаступление, что через две недели будем в Херсоне… Я все-таки более сдержан в своих прогнозах и понимаю, что надо где-то в голове перестроиться и найти какую-то мотивацию идти вперед. Как видим, в последнее время согласно тому, что говорит Генеральный Штаб Вооруженных сил — кажется, у нашей армии это стало получаться.
— 600 миллионов, собранных на народные байрактары, наконец-то потратили на спутник для Украины. Это беспрецедентное событие — народ Украины собрал деньги на спутник! Но в обществе новость встретили неоднозначно — многие задались вопросом, почему именно спутник, зачем он. Как думаете, удалось ли это объяснить? Почему, по-вашему, у людей была такая реакция?
— Я бы не говорил о "многих" — любые вопросы возникают у конкретно взятых людей. Если вы изучите вопрос реакций на наше объявление в тот день, когда мы его сделали, увидите, что это в основном в пабликах возникали месседжи вроде "нерациональность использования этих денег на спутник; спутник не купили, а взяли в аренду; взяли в аренду не спутник, а только базу данных и, следовательно, переплатили; не нужно было получать этот доступ, потому что американцы и так уже в режиме 24/7 дают нам спутниковые данные". То есть, всей этой манипуляцией занималось окружение и влияние одного украинского политика, которому, я надеюсь, за свое поведение стыдно, а если ему не стыдно, то стыдно мне.
— Вы знаете имя этого политика, но вы не хотите его называть?
— Я думаю, что вы — журналисты — если сделаете расследование о том, кто эти люди, сами все поймете. Чтобы было легче искать, назову вам фамилии Тарас Чорновил, Виталий Гайдукевич, а дальше — сами.
— Недавно вы запустили новый проект создания модульного жилья для украинцев — Nest. Его уже начали реализовывать в Макарове. На каком он сейчас этапе? Где еще планируете реализовать? Приспособлены ли такие домики для жизни в них в холодное время года? Есть ли еще планы помощи именно людям, которые потеряли жилье или были вынуждены его покинуть?
— О людях, потерявших жилье, и вынужденных переселенцах мы давно заботимся силами нашего фонда, потому что у нас все же военное и гуманитарные направления работы. У нас большой гуманитарный штаб, мы занимаемся людьми в прифронтовых зонах, которые не могут купить поесть или получить лекарства, потому что аптеки не работают. Занимаемся вынужденными переселенцами, помогаем детским домам, помогаем переехавшим хосписам. Здесь фронт работы максимально большой, плюс у нас есть филиалы нашего фонда, или же волонтерские партнерские организации, с которыми мы сотрудничаем по Украине, начиная с Чернигова, Ахтырки, Тростянца, до Харькова, Кривого Рога, Николаева, Днепра. Поэтому в этом контексте, возвращаясь к вопросу о Nest — закончились тендерные процедуры, мы определились с компанией, с которой хотим сотрудничать, и сейчас, честно говоря, больше внимания уделяем поиску долларов и партнеров, с которыми можем проводить эту работу по обеспечению семей модульными домами. Пока объем еще не такой большой, чтобы с бравадой говорить вам об очень масштабном проекте, однако проект делается, сейчас еще три семьи в ближайшее время должны получить модульные дома для своих нужд. Да, эти дома обеспечены всем для холодного времени года, и мы их сдаем под ключ, то есть у производителя стоит задача не просто принести и смонтировать эти дома, а внутри должна быть мебель, сантехника, душ, кондиционер, кухня и так далее. Территориальная громада в свою очередь подключает дома к электроснабжению и воде.
Об оригинальных идеях и полуторагодовалой дочери, которой уже скоро пора перегонять машины
— У фонда регулярно появляются оригинальные идеи по сбору средств — легендарная Панамка Калуша, картина Марии Примаченко, проданная на аукционе. Откуда вы берете такие идеи?
— Я окончил школу с золотой медалью. Учился в Малой Академии Наук, играл в КВН, а сейчас учусь на магистра в Украинском Католическом Университете. Мне кажется, что мама и папа сделали все для того, чтобы я получил хорошее образование, для того, чтобы я вырос умным мальчиком. Поэтому нам это и удается с коллегами, которые тоже очень умные люди — хочу отметить нашу директорку Анну Гвоздяр, на чьих плечах держатся все процессы в фонде, также координатора проекта закупки машин "Пекельні тачки" Максима Костецкого, нашего руководителя направления диджитал и партнерств Валерия Шелупца. Это очень мощные и креативные люди, которые дают обществу мощный месседж. Есть фраза, которая фактически стала слоганом нашего фонда — непобедимы, когда объединены — это все о нашем фонде. Это то, чем мы занимаемся, это то, к чему мы стремимся. Эти идеи и слоганы рождаются за этим столом, за которым я сейчас сижу.
— Находите сейчас время на то, чтобы быть с близкими? Еще в январе вы писали о том, что забрать ребенка из садика ощущается как праздник, находится ли сейчас время на такие будничные простые "праздничные" вещи? Кстати, пытаетесь ли мотивировать собственного ребенка помогать ВСУ, имея столько примеров детской помощи, проходящей через ваш фонд?
— Начнём с того, что моя семья давно не в Киеве. Жена с дочерьми — у моей мамы в Тернопольской области, а Дмитрия я отправил 24 февраля из Киева на запад Украины. Дмитрий с бабушкой делают сетки для маскировки, а Соломии сейчас пять лет, и ее волонтерство в том, что она вдохновляет отца. Со Стефанией мы часто "ссоримся", потому что мне кажется, что в год и четыре месяца ребенок должен уже перегонять машины из Польши, однако пока она говорит: "Тятя, мама" и хочет есть. Поэтому пока ей мы даем отсрочку от активного волонтерства, пусть немного подрастет, может, хотя бы к году и восьми месяцам подучит язык и будет перегонять машины.
— Чем в работе фонда гордитесь больше всего сейчас?
— Командой, которая имеет общие ценности и очень любит страну, в которой живет. Людьми, которые максимально компетентны в реализации задач, которые я перед ними ставлю. У меня команда профессионалов, и мы слушаем военных.
Фото: Константин и Влада Либеровы, для «Рубрики»