“Это геноцид. Уничтожение украинцев как политической нации”. Что международное право говорит об Украине и как будет наказана россия

Полномасштабная война россии в Украине видоизменила спецпроект «Разоблачители». Сейчас, как никогда, важно через журналистику решений показывать разные варианты выхода из сложных ситуаций. Теперь мы будем говорить с учеными, правозащитниками, журналистами и общественными активистами о том, как фиксировать военные преступления, преступления против человечности, экологические преступления, нарушения прав человека, чтобы собранные доказательства были представлены в МУС в Гааге и виновные были наказаны. 

О военных преступлениях, геноциде и сборе доказательств для Международного уголовного суда в Гааге рассказывает Николай Гнатовский.

– Что такое военные преступления? Какова ответственность за их совершение?

– Военные преступления – это наиболее серьезные нарушения международного гуманитарного права. То есть права, применяемого во время вооруженных конфликтов и регулирующего защиту его жертв, а также средства и методы ведения вооруженного конфликта. Не все нарушения этих норм являются военными преступлениями, но наиболее серьезные могут рассматриваться как военные преступления. Это нападения на гражданские объекты, захват заложников, изнасилование, другие половые преступления, пытки гражданских и т.д. Наказание за такие преступления такое же, как и существующее за наиболее серьезные преступления в уголовном законодательстве государства. Речь идет о длительных сроках тюремного заключения или о пожизненном лишении свободы.

– Почему терминология и правильная квалификация этих преступлений важны для Украины? 

– Во-первых, очень важно военные преступления отличать от воинских преступлений. Воинские — это те, которые совершают военнослужащие против порядка несения своей службы, военные — это нарушение законов и обычаев войны. 

Прежде всего, важно их правильно квалифицировать, потому что это одни из самых ужасных и серьезных преступлений, которые могут быть. Соответственно правильная их квалификация будет также определять возможность преследования и тех, кто их совершил, и их начальников, и вообще всей военной иерархии, если будет известно, что они знали, что их подчиненные совершают такие преступления и ничего не сделали для того, чтобы их остановить. Или — чтобы расследовать эти преступления и наказать тех, кто их совершил. 

То есть, если мы будем рассматривать эти преступления как изолированные убийства, то в таком случае не будем видеть связей по всей иерархии, не сможем привлечь к ответственности всех, кто так или иначе присоединился к этому. Это, наверное, наиболее важно. Кроме того, это важно, поскольку Украина обязана по Женевским конвенциям по международному гуманитарному праву преследовать за такие нарушения именно как за военные преступления. Украина также имеет обязательства в рамках своего сотрудничества с Международным уголовным судом, поскольку дала согласие на юрисдикцию МУС. Соответственно, расследование этих преступлений в МУС продолжается именно как военных преступлений, преступлений против человечности. То есть, мы должны показать, что эту работу мы осуществляем на национальном уровне, а Международный уголовный суд нам только помогает, как это и определено его Уставом. В общем, очень много определенных юридических причин, почему важна корректная квалификация военных преступлений.

– На днях несколько стран мира уже признали, что происходящее сейчас в Украине является геноцидом украинского народа. Когда начинается геноцид и как его доказывать в Международном уголовном суде?

– Геноцид, как и военные преступления, относится к числу так называемых преступлений, связанных со зверствами, с массовым насилием. Есть три категории тесно связанных, родственных преступлений: военные преступления, преступления против человечности, преступление геноцида. 

Геноцид отличается тем, что он осуществляется с наличием специального умысла уничтожить определенную национальную, этническую, расовую или религиозную группу полностью или частично как таковую. В этом случае речь идет о том, что действия России и подконтрольных ей людей вместе с заявлениями, которые производит руководство Российской Федерации и контролируемые ими пропагандисты, свидетельствуют, что целью этого насилия, этих преступлений может быть уничтожение украинцев как национальной группы. То есть, уничтожение украинцев как политической нации. И в этом смысле, к сожалению, возникли основания говорить, что зверства такого масштаба в сочетании с такими планами — «деукраинизировать» Украину, «решить украинский вопрос» — это геноцид. Хотя судебное доказательство, в отличие от политических заявлений, очень тяжелое и не так много случаев, когда в международном суде удавалось доказать, что произошел геноцид. 

К примеру, это удалось в случае с Холокостом. Но в то же время этот вопрос рассматривали национальные суды, не международные. Это удалось в эпизоде, касающемся Сребреницы, где было истреблено мужское население от 16 до 60 лет. Тогда и Международный трибунал по бывшей Югославии, и Международный суд ООН квалифицировали это как геноцид. Но это одиночные примеры. Потому что, скажем, когда представители Хорватии пытались в Международном суде ООН доказать, что в Вуковаре сербы совершили геноцид, им это не удалось. Несмотря на то, что соответствующие политические оценки звучали. 

Поэтому я различал бы политические квалификации с тем, что будет доказано непосредственно в суде. Факт в том, что массовое насилие, те страшные зверства, которые уже раскрыты на территории Украины, вместе с идеологией, которая это подкрепляет своими заявлениями, по крайней мере, активируют обязательства всех государств мира предотвращать геноцид. То есть это еще одна веская причина помогать Украине отразить российскую агрессию и победить в этом вооруженном конфликте. Потому что в противном случае, к сожалению, риск полномасштабного геноцида не с тысячами, десятками тысяч, а с миллионами жертв достаточно реалистичен. Поэтому нужно действовать уже сейчас.

– Что делать Украине, чтобы нам удалось доказать в МУС, что это геноцид? Какие уроки мы должны извлечь из опыта других стран?

– Дело даже не в ошибках, дело в том, что геноцид требует доказательства специального умысла совершить геноцид, то есть уничтожить группу как таковую. То есть в этом случае необходимо доказательство того, что уничтожают не просто гражданских людей, не просто зверствуют, а есть план уничтожить украинцев именно как украинцев, как национальную группу. В МУС идет речь об уголовной ответственности конкретных лиц, а не России как государства. Стандарт доказывания по уголовным делам очень высок, надо доказывать вину лица «вне разумного сомнения». 

У нас есть очевидные военные преступления, есть очевидные преступления против человечности. Это даже плохой тон говорить, что, скажем, преступление геноцида важнее преступлений против человечности. Абсолютно нет. И там, и там погибают тысячи, миллионы невинных людей, поэтому я бы к этому относился совершенно осторожно. Но, подчеркиваю, — основания говорить о том, что все государства должны выполнить свой долг, свое международно-правовое обязательство, чтобы предотвратить полномасштабный геноцид в Украине, есть, и это нужно сейчас делать. И в этом смысле заявления США и Канады, других государств, поддерживающих в этом Украину, уместны.

– 7 марта в Гааге началось первое заседание Международного уголовного суда по расследованию военных преступлений российской армии. Готово ли международное сообщество дать правовую оценку военным преступлениям России? 

– Абсолютно готово. Международное правовое сообщество готово. 42 государства из числа ратифицировавших Римский устав обратились к прокурору Международного уголовного суда с тем, чтобы он расследовал военные преступления против человечности в Украине. Кстати, прокурор заявил, что у него также юрисдикция расследовать проявления преступления геноцида. Если прокурор такие признаки преступления увидит, то он будет расследовать преступление геноцида, хочет кто-либо этого или не хочет. Это уже будет его решение и контроль над его решениями имеют только судьи МУС, а не государства. Так что абсолютная готовность есть, весь мир поражен и шокирован страшными преступлениями, которые сейчас совершаются, по сути, в центре Европы и в этом смысле нет никаких серьезных политических преград. Правосудие может осуществиться, но Украина не должна рассчитывать только на работу Международного уголовного суда, а должна у себя, на национальном уровне, безусловно с помощью международных партнеров, но расследовать эти преступления и оставить работу международным судам только там, где у Украины нет объективных возможностей это делать. 

– Как возбуждаются дела в Международном уголовном суде? 

– Есть три способа возбуждения дел в Международном уголовном суде. Один из них – это когда государства, ратифицировавшие Римский устав, одно или несколько (в нашем случае 42), передают ситуацию на расследование прокурору МУС и он немедленно начинает расследование. 

Второй случай — когда прокурор самостоятельно предварительно изучает ситуацию, а затем принимает решение начинать ему расследование или нет по собственной инициативе. Это то, что было до последнего времени, до начала марта по отношению к Украине. Потому что Украина согласилась на юрисдикцию, но поскольку не ратифицировала Римский устав, она не могла передать эту ситуацию на расследование и потому терпеливо ждала 7,5 лет, пока прокурор скажет, что все-таки он будет расследовать, но для этого даже ему нужно было получить санкцию Палаты предварительного производства Международного уголовного суда. 

Третий способ возбудить расследование – ситуация передается в Международный уголовный суд Совета безопасности ООН. 

Так вот когда я говорил, что эти государства обратились, это не значит, что они что-то квалифицировали, они воспользовались своим правом инициировать такие расследования.

– А почему Украина до сих пор не ратифицировала Римский устав? Какие препятствия были на этом пути?

– Нет никакого рационального аргумента для того, чтобы Украина не ратифицировала Римский устав. На преграде стоит невежество определенных юристов и мифология, которой они кормят наших некоторых политиков, которые делают из их ложных советов соответствующие ложные выводы. Отказ от ратификации Римского устава неприемлем, он ужасно портит имидж Украины и сильно подрывает веру всего мира в то, что Украина искренне желает расследовать соответствующие преступления.

– Какие ожидания Украины от Международного уголовного суда в Гааге?  

– Дело в том, что как бы хорошо у нас ни было организовано расследование, оно на национальном уровне имеет свои пределы. Есть лица, пользующиеся иммунитетом по международному праву от национального расследования – это иностранные главы государств, правительств и МИД. То есть по ним государство в собственном суде не может предъявить претензии, к сожалению. Есть люди, которые будут успешно скрываться от украинского правосудия просто потому, что они за границей и их могут нам не выдать. Поэтому работа Международного уголовного суда для нас очень важна. Но нельзя иметь завышенные ожидания от МУС, потому что более 90% уголовных преступлений Украина должна расследовать и довести соответствующие приговоры на уровне национальных судов самостоятельно. Или с помощью международных партнеров. Но эта помощь более техническая, потому что решение должна принимать Украина и украинские суды и прокуроры.

– Вы являетесь одним из инициаторов создания специального трибунала для привлечения России к ответственности. Что он предполагает? 

– Эта инициатива имеет целью создать специальный трибунал по преступлению агрессии против Украины. Трибунал уголовный, поэтому речь идет об уголовной ответственности конкретных персонажей – тех, кто в Российской Федерации отвечает за принятие решений, кто решил осуществить эту агрессивную войну, которая началась в 2014 году.

Идея заключается в том, что если МУС и украинское правосудие могут успешно заниматься военными преступлениями, преступлениями против человечности и преступлением геноцида, то с преступлением агрессии есть проблема. Агрессия – это начало всего, то есть это сами решения и их исполнение. Поэтому агрессия, как сказал в свое время Нюрнбергский трибунал, содержит аккумулированное собранное зло всех прочих преступлений. Но МУС в случае Российской Федерации не имеет юрисдикции, то есть не может расследовать преступление агрессии, совершенное российскими чиновниками (Россия не ратифицировала Устав МУС и поправки к нему) и не способен привлечь к ответственности руководство России за агрессию. Также Россия заблокирует в Совете Безопасности ООН любую попытку квалифицировать ее действия как акт агрессии и обратиться в МУС по привлечению к ответственности тех, кто своими решениями привел к нему.

Украина может это расследовать на национальном уровне, но иммунитеты высшего российского руководства, именно тех, кто принимал решение о нападении на Украину, юридически препятствуют украинскому суду. Поэтому идея состоит в том, чтобы воспользоваться опытом Нюрнбергского трибунала и достаточно оперативно создать такой международный судебный орган, который занимался бы именно преступлением агрессии. Он будет дополнять Международный уголовный суд.

– Что конкретно каждый может сделать, чтобы правильно зафиксировать эти преступления? 

– Офис генпрокурора создал сайт warcrimes.gov.ua, где люди могут сообщать о том, что они стали свидетелями преступления или потерпевшими. Чтобы непосредственно фиксировать преступления и проводить криминалистические действия, нужно иметь соответствующую подготовку, процессуальный статус. Это должны делать прежде всего эксперты-криминалисты, в частности баллистики, судебно-медицинские эксперты и т.д. Проводить экспертизу тел погибших, фиксацию повреждений выживших, баллистические экспертизы, опрашивать свидетелей, устанавливать все обстоятельства, делать качественную фото- и видеосъемку. Потом все эти доказательства надо будет предъявлять в суде. Но люди могут помогать в этом, указывая на информацию, которой владеют. 

Что касается частных инициатив по документированию преступлений, то я не являюсь их большим поклонником. Конечно, преступлений очень много и нужно помогать Офису Генерального прокурора, но этой работой должны заниматься профессионалы, потому что неправильно собранные доказательства потом в суде не выстоят. Затем могут возникнуть проблемы, когда, например, преступление совершено, когда есть жертва, когда все требуют справедливости, а к ответственности привлечь невозможно, потому что неграмотно собран какой-нибудь материал. 

– Как работает сбор доказательств в Международном уголовном суде в Гааге?

– Они получают информацию от всех, так сказать, желающих, кто ее имеет и кто им пишет. Это прежде всего неправительственные организации. Они играют здесь огромную роль. Но МУС должен также получить и доказательства, более ценные в суде и поэтому эти доказательства они получат из сотрудничества с правоохранительными органами, прежде всего с прокуратурой. Эта процедура предусмотрена в части 9 Римского устава, и Украина в ближайшее время, насколько я понимаю, должна принять изменения в Уголовно-процессуальный кодекс, которые позволят нашей прокуратуре лучше сотрудничать с МУС и его Офисом прокурора.

– Сколько времени нужно ждать, чтобы преступления были доказаны, а виновные понесли ответственность?

– Доказание преступления агрессии в рамках специального трибунала, если оно будет создано, и формирование обвинительного заключения — это дело нескольких месяцев. В случае военных преступлений, преступлений против человечности и преступления геноцида это значительно продолжительнее. В международных судебных органах это занимает много лет. Опыт показывает, что некоторые люди, к сожалению, не смогут дождаться, пока правосудие наступит. На национальном уровне это можно делать быстрее, но это также требует доказательства огромного количества обстоятельств. Поэтому нужно запастись терпением.

– Как вы считаете, удастся ли доказать эти преступления, чтобы виновные были наказаны? Если преступники будут скрываться за границей или в той же россии, и она не будет их отпускать, как все же удовлетворить желание справедливости общества? 

– Я убежден, что рано или поздно будут расследовано все и виновные будут установлены, а также наказаны. Но это требует времени. К счастью, все преступления, о которых мы говорим, не имеют срока давности. Мы знаем, сколько времени занимало поймать всех военных преступников-нацистов, некоторых находили уже и в 21 веке. Будем надеяться, что сейчас все будет гораздо быстрее. Но процесс длительный. Это борьба, которой соответствующие юристы будут заниматься всю свою карьеру, всю свою жизнь и передадут своим преемникам.