“Дистанция сокращается, когда мы живем с вами одними болями”: как коммуникацией преодолеть разницу опытов военных и гражданских

Валерия Субботина встретила начало полномасштабного вторжения в Мариуполе. Тогда она уже несколько лет была офицеркой запаса, которая списалась со службы по состоянию здоровья. Но, когда оккупанты начали окружать ее родной город, она вернулась в пресс-службу полка "Азов".

Пока было возможно, "Нава" ездила по Мариуполю и фиксировала последствия российской агрессии против мирного города. Это продолжалось недолго. Далее она вместе с другими военными и гражданскими была вынуждена спуститься в подземелье "Азовстали", что стало последним пристанищем в полностью разрушенном россиянами городе.

Там она получила ранение 15 апреля во время очередного обстрела. 5 мая Валерия вышла замуж за своего возлюбленного, пограничника Андрея Субботина, именно там через два дня после свадьбы он погиб. И оттуда 16 мая "Нава" выходила в российский плен, который для нее длился 327 дней до 10 апреля 2023 года.

Сейчас Валерия Субботина ведет борьбу за азовцев, которые уже третий год находятся в российском плену. Организовывает митинги, чтобы никто не забывал о ее побратимах, и рассказывает миру о преступлениях россиян.

В чем проблема?

За три года полномасштабной войны украинцы приобрели новые травматические опыты во время обстрелов родных городов, эвакуаций за границу, во время оккупации, штурмов вражеских позиций, гибели побратимов, плена и т.п.

Но опыт военных значительно отличается от опыта гражданских и эта разница поляризует общество и отдаляет нас друг от друга. Преодолеть ее может искренний разговор между этими двумя категориями. Но украинское гражданское общество пока не готово воспринимать опыт военных, в частности пленных.

"Печально, что люди не хотят слушать публичных военнопленных, смотреть их откровенные интервью, читать эту книгу («Полон» авторки Валерии «Навы» Субботиной — ред.) и книги, которые издают другие Защитники Украины. Гораздо легче просто спросить что-то банальное, не имея понимания, насколько трудно отвечать каждый день на такие вопросы", — говорит Валерия Субботина.

Она рассказывает, что от военных хотят слышать лишь ответы на банальные вопросы, вроде: "били ли тебя в плену?". Разговоры, построенные на таких вопросах, раздражают и побуждают военных закрыться в своем кругу, где нет гражданских. Так и формируется раскол между этими категориями населения.

"К сожалению, и до сих пор, когда я еду к своим побратимам на Лиман, я слушаю их и вдохновляюсь, продолжаю верить в победу. Но когда я общаюсь с гражданским населением, очень часто то, что они говорят, меня злит и оскорбляет. А так не должно быть", — говорит Валерия Субботина.

Какое решение?

Мостиком, который должен наладить коммуникацию между гражданскими и военными, выступают медиа. Именно от качества их работы зависит, будем ли мы отдаляться друг от друга или наоборот сближаться.

"Чтобы сократить дистанцию, на самом деле достаточно журналистских материалов. Хочется, чтобы было больше глубоких материалов, а не тех, которые транслируют только верхушку беды или таких, в которых задают одни и те же вопросы", — говорит "Нава".

По ее мнению, медиа должны показывать правду, даже когда она не является такой приятной, как нам бы хотелось. И чем больше люди будут говорить и слышать ее, тем меньше будет становиться расстояние между гражданскими и военными.

И здесь, по мнению Валерии, ведущую роль играют журналисты и то, как они освещают сегодняшние события. Своей работой они должны создавать общие точки соприкосновения для гражданских и военных, чтобы те могли объединиться вокруг тем, которые одинаково их волнуют.

"Дистанция сокращается, когда мы живем с вами одними и теми же болями, такими как военнослужащие, защитники Мариуполя, которые до сих пор находятся в плену. Чем больше вы этой темой интересуетесь, тем короче дистанция между обществом и военнослужащими", — считает Валерия Субботина.

Как это работает?

По мнению Валерии Субботиной, аудитории интереснее смотреть на вымышленный образ военнопленных, чем на настоящих людей. Поэтому журналисты в своих материалах пытаются подогнать собеседника под этот образ. Так, вместо того, чтобы рассказать историю настоящего человека, показывают то, что понравится аудитории.

"Аудитории интереснее видеть какой-то определенный образ, но этот образ не является настоящим. Так собственно и продолжает расти тот самый раскол между военнослужащими и гражданскими. Потому что даже военнослужащий, который смотрит потом сюжет о себе, в этом сюжете не узнает себя", — рассказывает "Нава".

Как следствие, в украинском обществе более популярна красивая картинка о том, как военные вернулись из плена и у них налаживается жизнь. Но это не всегда так, и на этом пути может быть немало проблем. Среди них часто отсутствие жилья, нехватка средств и вещей, потерянная карьера, проблемы в семьях и т.п.

Валерия Субботина рассказывает, что устала от одинаковых вопросов, ответы на которые все давно слышали. Особенно плохой вопрос — откуда вы берете силы жить дальше?

"Постоянные вопросы, где ты берешь силы, чтобы жить дальше. Но по факту ответ не нравится, наверное, журналистам, потому что ты говоришь: «я живу, потому что у меня нет выбора». Какие есть альтернативы? — мне не жить получается, или как? Ты продолжаешь жить, потому что у тебя нет альтернативы", — рассказывает Валерия Субботина.

А решение заключается в том, что не существует единого формата общения с бывшими военнопленными, поскольку все переживают травму по-разному. Журналистам не стоит "подгонять" всех героев своих материалов под один шаблон, наоборот надо постоянно учиться и адаптироваться под собеседника.

"Мы все абсолютно разные. Всех накрывает по-разному. Кто-то не хочет общаться вообще, кто-то хочет говорить много. Но основная задача журналиста — это подстраиваться под человека. Вы должны слушать, быть эмпатичными и попытаться понять", — говорит "Нава".

Также, говоря с бывшим военнопленным, не стоит избегать табуированных тем. Валерия Субботина считает, что они не являются таковыми для многих бывших военнопленных, раненых или военнослужащих с ампутациями конечностей, все эти ограничения и страхи существуют только в головах других людей. Это в частности касается темы сексуального насилия.

"Если вы об этом не спрашиваете, если боитесь, тем самым вы поддерживаете, хотите этого или нет, обидчиков человека. Потому что говорить о сексуальном насилии, избиении, унижении личности совершенно не стыдно. Надо объяснять обществу, что говорить об этом нормально, слышать об этом нормально и воспринимать это нормально. Ненормально это делать", — говорит Валерия Субботина.

Валерия Субботина считает, что поддержка бывших военнопленных должна быть совсем иной, чем нынешняя. "Нава" предлагает представить ситуацию, в которой поддержка нужна вам. Что бы вы хотели слышать, а какие вопросы наоборот будут неуместными?

В частности, лишним она считает чувство жалости к военнослужащим, которые потеряли конечности или прошли через плен. Она объясняет, что большинство из ее побратимов добровольно присоединились к Силам обороны еще в 2014 году и неправильно жалеть человека за его сознательное решение пойти защищать страну.

"От общества довольно много жалости, но мало гордости. Сожалеть и жалеть человека за его решение странно и это вызывает неприятные чувства, поскольку абсолютно для всех военнослужащих полка «Азов» это было их решение", — говорит Валерия Субботина.

Она продолжает, что ее побратимам, которые получили низкие ампутации и остаются на фронте, хочется, чтобы общество ими гордилось и поддерживало их. Так же как и военные с высшими ампутациями, которые если бы могли, тоже оставались бы на фронте. Но вместо этого слышат слова вроде: мы поддерживаем ребят на фронте, но своих туда не отпустим.

"Не должно быть этого разделения. Я уверена, что у каждого украинца, если не какой-то близкий, родной человек на фронте, то кто-то из друзей или знакомый, который живет волонтерством. И надо понять, что все мы причастны к этой войне и нельзя жить мыслями «хорошо, что кто-то, а не мы»", — говорит Валерия Субботина.

И именно так журналисты могут помочь военным, транслируя соответствующие месседжи. Но они не должны становиться психотерапевтами, когда берут интервью у человека с травматическим опытом. Татьяна Трощинская подчеркивает, что большинство людей этого и не ждет от журналистов.

"Это очень большая иллюзия, что все хотят выговориться журналистам. Выговориться они хотят перед тем, кому доверяют. У нас совсем другая задача как у журналистов. У нас задача, чтобы человек доверил нам свою историю, и очень важно понимать, что это история этого человека, а не наша история для нашей кликбейтности" — говорит она.

"Люди, которые живут с травматическим опытом, пришли в напряжении и они уйдут с напряжением. И не всегда мы можем его снять. Не восполняется потеря одним разговором с журналистом или журналисткой. Я пришла сюда со своей травмой и уйду с этой утратой и это не вина ни одного человека, который здесь, или, который бы брал у меня интервью. Важно просто не углубить ее, вот и все", — продолжает Татьяна Трощинская.

На третий год полномасштабного вторжения журналистам все труднее находить новые информационные поводы, чтобы сделать интересный аудитории материал о бывших или нынешних военнопленных. Однако Валерия Субботина настаивает на том, что важно продолжать говорить о них, а любой сюжет или текст будет интересным, если в нем рассказывать человеческую историю.

Но тогда возникает вопрос, безопасно ли рассказывать истории тех, кто до сих пор находится в плену и называть их имена, поскольку это может повысить стоимость пленного при обмене и усложнить его возвращение домой?

"Моя личная позиция — говорить имена надо и говорить о конкретных личностях. Когда мы находились на «Азовстали» и рассказывали, что 2500 военнослужащих еще живы и находятся на территории завода, вам это было интересно? Возможно, но я уверена, что интереснее было, когда узнали о конкретных людях. О том, что на «Азовстали» есть «Пташка», которая пела; есть «Орест», парень с лучом, он уже начальник пресс-службы; есть «Хасан», врач, который спасает жизни", — объясняет Валерия Субботина.

"Нава" говорит — у нее не осталось живых кровных родственников, поэтому решение, говорить ли о ней, принимали родители ее погибшего мужа. И хотя они не знали, какую историю для себя выбрала "Нава" в плену, рассказала ли о своем муже, сыне боевого генерала Госпогранслужбы, решили говорить о ней.

И такое решение могло бы навредить пленной, но родители выбрали правильную коммуникационную стратегию. Они говорили о ней не как о воине, а как о жене своего погибшего сына. Говорили как о невестке, которая для них единственная надежда.

"Когда родители военнослужащих, которые находятся в плену, дают интервью, не следует давать лишнюю информацию о том, какими воинами являются их дети. Но если говорить о том, что кто-то из родителей ждет своего ребенка из плена или жена ждет своего мужа, это не будет поводом увеличения цены", — говорит Валерия Субботина.

Но окончательное решение должны принимать именно родственники пленных. И если они согласны, тогда журналисты могут рассказать личную историю пленного.

"Я очень благодарна, что вы говорите о пленных, присоединяетесь к нашим акциям информационной борьбы за них, но попробуйте начать больше слушать, больше видеть. И не занимайтесь героизацией там, где есть реальные герои — просто покажите их. Это, поверьте, пойдет на пользу вашим материалам", — подытоживает разговор Валерия Субботина.