«Я жил, как Маугли, в колониях птиц». Как проходит день работника природно-заповедного фонда

С Иваном Трифоновичем Русевым наша редакция познакомилась год назад, когда рассказывала историю о вызволении краснокнижных пеликанов из ресторана, куда птицы были доставлены браконьерами. Тогда Иван Трифонович занимал должность директора Национального природного парка "Тузловские Лиманы", но административная работа — совсем не то, чем хотел заниматься ученый. 

Иван Трифонович — биолог, дважды защитивший кандидатскую и докторскую по специальности "Экология" и искренне влюблённый в птиц. Когда он начинает говорить о крылатых, у ученого, который выглядит только что сошедшим с кинокартины исследователем, загораются глаза:

"Вы никогда не держали пеликана в руках? Вот если вы возьмете гуся или утку, они плотненькие, а пеликан — это воздушное образование, облако! Это сделано для того, чтобы его полет был легким и плавным. Между кожей и телом у него огромные воздушные пустоты, кости у него пористые…", — кажется, о птицах он готов говорить целую вечность. Даже потолок в его доме (мы заглядываем к Ивану Трифоновичу через экран, поскольку наш разговор состоялся по видеосвязи) выкрашен в цвет неба, по которому плывут облака.

— Вы биолог, но большое внимание уделяете птицам, хотя в парке есть и другие животные. Почему ваше внимание сфокусировано в основном на орнитологии?

— Птицы — это моя любовь, моя стезя. Тузловские Лиманы считаются одним из важнейших объектов водно-болотных угодий международного значения — это угодья, охраняемые Рамсарской конвенцией — первой, которая была подписана на планете! Поскольку Тузловские Лиманы являются водно-болотными угодьями международного значения для птиц, основное внимание уделяется именно им, хотя и остальные организмы растительного и животного мира тоже под прицелом нашего научно-исследовательского отдела парка. Это наземные млекопитающие, позвоночные, растительный мир, насекомые и рыбы, естественно. 

Последние два года Иван Трифонович был директором национального парка. Своей миссией он считает борьбу за сохранность лиманов, однако оставил руководящую должность:

— Я был директором два года, а потом я написал заявление, очень жесткое, что министерство коррумпировано, как и вся система, что я не хочу работать в ней, и буду заниматься тем, что мне нравится — наукой. Поэтому я ушел и попросил министерство назначить заместителя, Ирину Михайловну Выхристюк, она стала руководителем этого парка в качестве исполняющего обязанности.

— Мне говорили, что натуралистическая деятельность больше приходится вам по душе, чем административная. Расскажите, чем вы занимаетесь как ученый и как работник природно-заповедного дела?

— Со студенческих лет я занимался наукой — это моя профессия. Мое хобби — исследовать, наблюдать за природой, анализировать, что происходит и составлять рекомендации. Так я работал до 1981 года, когда мне было совсем мало лет, и я был юным исследователем. Но когда я попал на Аральское море, увидел экологическую катастрофу, то принял решение: вместе с научной деятельностью заниматься вопросами охраны природы. И тут мы все время на стыке: если ученый не занимается реализацией своих наработок, в частности, в моей стезе, охране природы, то это пустое дело. Ты пишешь научные статьи, факты собираешь, но еще нужно делать какой-то результат. И вот я, уйдя с руководящей должности, занялся реальной наукой: мы ведем постоянные наблюдения за перелетами птиц, за их численностью во время гнездового периода, за зимовками в критический период, и эти данные ложатся в основу анализа и потом заносятся в летопись природы. Это основной документ, который готовит любой национальный парк, любой объект природно-заповедного фонда к тому, чтобы он остался на века. Люди через года будут видеть, какие виды тут обитали, какая их численность, как они перемещались. 

—  У нас есть орнитолог, который ведет наблюдения за этими птичьими явлениями и ведет специальные научные исследования, например, когда нужно проследить, как летят птицы на зимовке с мест ночевки на места кормежки и тому подобное. То есть детальная последовательность алгоритмов, которая нужна ученым, чтобы понять то или иное явление в природе. У нас есть энтомолог, который наблюдает за насекомыми в природе: когда они появляются, какая кинология у них, как влияет на них погода. Есть териолог, который занимается исследованием наземных млекопитающих — это барсуки, лисы, шакалы, еноты, всевозможные мелкие зверьки, и, естественно, есть ихтиолог. К сожалению, такого, "полного" ихтиолога у нас нет, поскольку специалисты такого узкого профиля находятся в Одессе, пока что его функции выполняет специалист научного отдела и техник-лаборант. Хочу сказать, что ихтиология — это с одной стороны, интересная наука, а с другой стороны, она была очень коррумпированная в советское время и является коррумпированной и сейчас, ведь в системе рыбного хозяйства все делается для того, чтобы сделать побольше обоснований для вылова рыбы. А в нашем парке мы нужны, прежде всего, для того, чтобы сказать, что эти виды требуют охраны, в этот период их ловить нельзя, потому что рыбы не очень много, либо экологическая среда неподходящая, и мы собираем информацию, хотя ее пока еще немного, чтобы узнать, какие могут быть лимиты на вылов рыбы местными рыбаками. Естественно, большое направление — это растительность. Это более 800 видов, которые произрастают в разных условиях, начиная от песчаной пересыпи с пустынным климатом, до пустой территории, где они искусственно насажены, и водные растения, которые требуют огромного внимания. Поэтому в нашем парке есть прекрасный специалист — Елена Николаевна Попова, которая параллельно работает в Одесском национальном университете имени Мечникова. Она дает очень грамотный научный продукт в этом направлении. 

— Как проходит ваш день в Тузловских Лиманах?

— День у ученого, он, знаете ли, как у вольного художника. Он может лежать себе и обдумывать гипотезы. Например, каким образом появилась это птица у нас? Скажем, фламинго — как он оказался у нас в лиманах. А потом ученый начинает проверять эти гипотезы: каким образом фламинго может залететь из мест гнездования в турецком Измире, что его сюда занесло, какие потоки ветра… А потом эти гипотезы проверяются на практике: действительно ли это так? Как следователь ведет расследование преступлений, так и ученый исследует природу для того, чтобы сделать какие-то заключения об изменениях природы или о ее стабильности, если она принципиально не меняется. 

— А разве ученые не сидят часами в засадах, наблюдая за птицами и животными в бинокли?

— Я, будучи студентом, жил, как Маугли, в колониях птиц. Я брал с собой какие-то продукты, в основном, это были советские консервы — килька или бычки, хлеб, который очень быстро черствел и жил неделями в колониях птиц. С утра до вечера и с вечера до утра я знал, чем они занимаются: как они ложатся спать, как они общаются между собой, как они кормят птенцов. Сейчас в этом нет необходимости, поскольку есть другие инструменты, скажем, фотоловушки. Сегодня я ставлю фотоловушку в колонии птиц, и через день или через неделю я могу приехать и снять всю информацию о жизни, она будет у меня на флешке, и это очень упрощает работу ученого. Но мне нравится находиться в колонии птиц, я могу просто там жить — часами, днями, могу и неделями! Но чем старше ты становишься, и чем больше знаешь, тем меньше ты понимаешь, потому что природа с ее связями и ее многогранностью настолько сложна, что знания человека и способности одного мозга недостаточно, чтобы с этим разобраться. Ты получаешь факты, но сразу же ставишь массу вопросов: почему это происходит так, а не иначе. Поэтому чем больше ты исследуешь, тем меньше ты знаешь, прямо как у Сократа. 

— Что лежит в вашем рюкзаке, когда вы отправляетесь на экспедицию?

— Первое, что я туда кладу  — пистолет. Он нужен для того, чтобы иметь самооборону. Кладу газовый баллончик, чтобы защищаться от возможных нападений браконьеров. Мы ведь не только исследуем, а еще и участвуем в операциях Службы охраны — это организация, которую возглавляет директор, а ученые не являются ее частью. Я выполнял эту функцию, когда управлял парком, а сейчас параллельно с научной деятельностью, я веду журналистскую, и имею право носить оружие, которое всегда хранится в одном из карманов моего рюкзака. В другом его разделе — фотоаппараты, от профессионального Canon до самых простых, длиннофокусные и короткие объективы — все, что дает мне возможность зафиксировать явления природы. Кроме этого, там лежит полицейская камера, которую очень легко установить на пиджаке или куртке. Ты ходишь, а она все время снимает и фиксирует явления; естественно, это еще и разные фотоловушки, которые я расставляю; какая-то полевая одежда, но, знаете, мы, ученые, такие фанаты, что иногда забываем переодеться вовремя… Прошел по болоту, вылез, высох. Поэтому одежды у меня немного. Еще я ношу с собой каремат, какие-то фонарики и диктофон. Раньше у нас были записные книжки — единственное средство для заметок, а сейчас можно наговорить все, что видишь, а потом расшифровать в лаборатории. Все очень просто и скромно. 

— "Рубрика" следит за Алибеем и Алкалией, которых вы спасли в прошлом году, и мы знаем, что оба пеликана уже улетели. Что вы чувствуете? Каких новостей о птицах нам дальше ждать?

— Когда я выпускаю птиц в это место, если позволяет ландшафт, ставлю фотоловушки, чтобы знать, что там происходит без меня. Таким образом я узнал, каким образом вернулся к нам аист Робинзон, как от нас ушел и потом вернулся дикий гусь. О пеликанах я тоже узнал из фотоловушек. Сейчас я забрал все ловушки на переустановку, а в ближайшие дни поставлю снова, чтобы узнать, появляются ли Алибей и Алкалия в тех местах, где мы их выпустили. С другой стороны, у нас есть сеть наблюдателей, волонтеров, которые могут подсказать мне, в каком месте они увидели тех или иных птиц, как это было с Алкалией, когда она сбежала и ее нашли рыбаки. Я надеюсь, что с птицами ничего не произойдет, я их скоро увижу и напишу об этом. 

— Яна Боброва из Peli can live рассказывала, что птицам могут даже купить gps-маячки, чтобы следить за перемещением птиц. Какие еще современные технологии используются в парке, чтобы наблюдать и следить за животными?

— Когда я был студентом, я мечтал узнать, куда летят птицы, с которыми я "общаюсь". И мне удалось за студенческие годы, живя в колониях птиц, окольцевать 5 тысяч птенцов алюминиевыми кольцами, которые я получал из Центра кольцевания Москвы. Выдавали их на университет Мечникова. Мы получали их, заполняли ведомости о том, кого мы окольцевали. И тогда кольцевание было единственным инструментом — оно появилось 100-200 лет назад в Германии. Таким образом можно было изучать миграцию птиц, получая "возвраты" — данные о том, где другие орнитологи поймали эту птицу, направлялись по адресу, указанному на кольце. Тогда я получил около 40 возвратов из стран Африки — Чад, Мали, Республика Нигер — те места, где наши птицы зимуют. 

Так я получил огромную информацию о перелетах птиц, маршрутах через Италию и Францию. Были даже птицы, которые, казалось бы, в предзимний период должны были улетать на юг, а они улетали на север — их находили под Киевом и Житомиром. На тот момент через кольца я получал объективную информацию о том, где живут птицы. Сегодня мир изменился. Раньше я тратил много времени на жизнь в колониях, а теперь я могу поставить фотоловушки и находиться вдалеке. 

Сейчас кольцами все реже и реже пользуются, чаще прибегая к чипированию. В последние годы мы использовали их с нашими болгарскими коллегами на краснозобой казарке — редчайший вид птиц, который гнездится в России, в Тундре, но прилетает на зимовку к нам. Мы выяснили это с помощью датчиков. Но этот способ — очень дорогой для Украины, обычно орнитологи получают гранты, чтобы приобрести чипы. Для пеликанов мы бы тоже хотели получить их, но в данном случае мы немного опоздали, так как уже выпустили их, а поймать птиц теперь будет очень сложно, ведь они уже начали порхать, они гибкие и шустрые. Если даже мы и получим такие чипы, то прикрепим их к птенцам, потому что это легче. 

Работа в Национальном природном парке — это не только увлекательные наблюдения и фотоохота. Это еще и борьба за сохранение ресурсов, которую Иван Русев ведет с местным предприятием ОК "Гранит", занимающимся выловом рыбы. 

Украина подписала ряд конвенций, парки и заповедники являются инструментом для их выполнения. Это Рамсарская конвенция о водно-болотных угодьях, Бернская — об охране ландшафтов в дикой природе, Боннская — об охране мигрирующих птиц и конвенция по охране биоразнообразия. На законодательном уровне все эти объекты необходимо охранять и прилагать максимум усилий к их сохранению. Особенно в этом нуждаются Тузловские Лиманы сейчас, в жаркий летний период. Чтобы понимать, какую роль играет человек в этом деле, мы попросили Ивана Трифоновича объяснить, как "работают" лиманы.

— Вы часто пишете о том, что "с боем" открываете доступ лиманов к морю, расчищая песок тракторами. Зачем?

— Тузловские лиманы — это образование, которое сформировалось благодаря воздействию двух больших сил: малые речки с материка, которые текут в море, и само море, которое своими мощными волнами подпирает эти речки. Таким образом, лиманы могут жить, наполняясь с двух сторон — набирая воду из моря или из рек. В случае, как сейчас, когда речки практически не дают воды, она поступает только с моря. А если ее не будет и с моря, лиманы пересохнут из-за сумасшедшего испарения. Наша задача — поддерживать водообмен в лиманах, поскольку если воды в лиманах не будет, или они будут переполнены, то мигрирующие птицы, которые селятся на мелководье, просто перестанут там находиться, они уйдут. Поэтому так важно поддерживать гидрорежим. С другой стороны мы должны гарантировать постоянную миграцию гидробиома: в начале каждого лета кефаль заплывает в лиманы, кормится и нерестится в них, а в конце лета и осенью материнскими стаями снова уходит в море. 

—  ОК "Гранит" — это компания, которая была создана для того, чтобы узурпировать все водные ресурсы. Вместе с бывшей дирекцией парка они вместе создали эту фирму и договорились, что парк и "Гранит" будут вместе этими ресурсами управлять. Чтобы рыба не выплыла из лиманов, ОК "Гранит"  закрывает протоки между морем и лиманами и оставляет маленький канал, через который вылавливают рыбу, когда та должна выйти. Местное население доступа к рыболовле не имеет, и ОК "Гранит" получил полную монополию на вылов. Задача парка в этой ситуации — препятствовать таким незаконным действиям. Для этого мы собираем деньги, ищем ресурсы на топливо и технику, чтобы лиманы имели нормальную циркуляцию воды — это важно для всех организмов и животных. 

Однако ОК "Гранит" мешает сохранять сотрудникам парка экосистему. По словам Ивана Трифоновича, сотрудники предприятия приезжают ночью и закрывают открытые каналы. Из огромного водоема, тринадцати лиманов, они создают аквариум, из которого есть только один выход — их рукав. 

— И делают они это при поддержке правоохранительной системы. Все, что летом накопилось, оказывается в ловушке. Они вылавливают всех рыб, от мала до велика. Если так будет продолжаться и дальше, ресурсов не станет. Мы не можем стерпеть такого алчного отношения к ресурсам. 

Борьба идет постоянно, и ОК "Гранит" опускается к крайностям — переодетые в пограничников бандиты нападают на ученых, и отстаивать жизни рыб и птиц приходится, применяя физическую силу. 

Расследования должным образом не ведутся, и по словам ученого, вся коррумпированная система существует только за счет оборота незаконно добытых ресурсов. Несмотря на то, что сотрудниками парка собрано огромное количество видеодоказательств, а свидетели могут подтвердить все происходящее, дело не двигается с мертвой точки.

— Единственное учреждение, которое не завязано в этих схемах — НПП "Тузловские Лиманы". Нам удалось собрать коллектив, не заинтересованный в этих прибылях, и единственная наша цель — выполнить международные обязательства Украины перед международным сообществом. Мы не безразличны к тому, что с нами обитают такие хрупкие создания. Джеральд Даррелл [английский натуралист и писатель начала ХХ века — ред.] говорил: "У животных нет депутатов, их некому защитить". 

— Если украинская правоохранительная система не способна защитить лиманы, может, способны международные? Вы обращались туда?

— Я имею опыт обращения в международные организации. Когда два года управления не дали эффективного продвижения по нормализации водообмена в лиманах, я написал в бюро Рамсарской конвенции в Швейцарии с тем, чтобы они обратили внимание на то, что здесь рамсарские угодья международного значения, через которые летят миллион птиц, а потом оседают в Европе в том числе, чтобы они помогли нам нормализовать ситуацию. Тогда они написали в Кабинет министров, дальше письмо спускается в Министерство, откуда приходят обычные отписки. Если бы сюда напрямую приехал европейский комиссар, исследовал ситуацию, собрал первичный материал и сделал заключение, они бы увидели совсем другие данные. А так, Министерство говорит, что все делается в рамках закона. Все крутится по кругу и возвращаются в Украину, где чиновники не понимают, что происходит на местах, коррумпированы и выполняют задачи местных олигархов. 

— А есть хоть какие-то позитивные прогнозы?

— Я же оптимист по жизни, иначе бы не занимался 40 лет охраной природы, — смеется Иван Трифонович. —  Конечно, позитивные прогнозы есть, весь мир движется в направлении того, чтобы общество осознало ценность природной среды и обязательность ее защиты. Когда я был юным, я знал, что капиталистический мир уничтожил в Европе реку Рейн [в 70-х годах ХХ века река Рейн была настолько загрязнена промышленными предприятиями, что в ее водах пропал лосось — ред.]. Но прошло время, и Европа показывает, что стандарты очень высокие: если ты имеешь предприятие, то отработанная вода должна быть чище, чем отобранная, иначе тебя просто уничтожит законодательство. То есть, рано или поздно, этот процесс настанет, просто наше общество в этом, как в любых других отраслях и технологиях, отстает. Не потому, что мы слабые — мы имеем много толковых людей — нам не позволяет система, убивающая свободную конкуренцию. Рано или поздно Украина встанет на этот путь и выберется из коллапса, который нам создала Россия, и время, в которое мы живем. Мы стараемся быть примером для того, что за сохранность ресурсов нужно бороться. 

— Мы уже подошли к концу нашего интервью, осталась наша маленькая традиция. Какую книгу вы бы посоветовали прочесть нашим читателям?

— Художественных книг я, к сожалению, читал немного, потому что много времени уделял изучению природы, ведь жизнь так коротка, что размениваться на все не хватало сил. Вместо того, чтобы смотреть фильмы, я смотрел через объектив фотоаппарата и видеокамеры. Моя любимая книга — это целая серия книг Джеральда Даррелла, в юности я читал их. Этот ученый натуралист посвятил свою жизнь исследованиям африканской дикой природы, и в книгах он рассказывает разные истории из экспедиций. Думаю, его книги помогут молодым людям встать на правильный путь. А еще, я вижу за вами лежит стопка журналов National Geographic [интервью с Иваном Трифоновичем мы провели по видеосвязи, и ученый заглянул в мой кабинет через экран своего ноутбука — ред.] — прекрасное издание, сделанное качественно, рассказывающее разные истории о мире, тоже могло бы быть очень полезным для молодых людей. 

На сайте национального парка есть анкета волонтера, которую может заполнить каждый желающий, выбрав при этом направление, в котором он хочет работать: научное, образовательное, рекреационное, охранное. Парк связывается с волонтером в определенный период и приглашает желающих помочь сохранению природного богатства. 

На такие мероприятия отправляются как одиночные "бойцы", так и целые команды. Например, в 2019 году на средства фонда Peli can live был построен домик, который служит одновременно и туристическим центром, и сторожкой для охраны (его называют в Парке «Кордон»). Он небольшой, всего 30 кв.м, которые вмещают в себя 3 комнаты: кухню, спальню для сотрудников на дежурстве, а третья комната служит визит-центром для туристов. Прямо на крыше домика построена вышка наблюдения за птицами, что придает особенный шарм Кордону. А одна аудиторская компания даже организовала "субботник" для своих сотрудников в парке. Корпоративная команда построила целое  бунгало для наблюдения за птицами.