Самый закрытый заповедник на подконтрольной территории: что происходит в Чернобыльской зоне отчуждения?

Заснеженные дороги Чернобыльского радиационно-экологического биосферного заповедника. Фото: Николай Тимченко

"Экорубрика" запустила серию статей о биосферных резерватах ЮНЕСКО в Украине — тех, что оккупированы, находятся на линии разграничения и глубоко в тылу. Мы рассказываем, как война влияет на эти территории, чтобы мир больше узнал о жизни людей и природы в Украине.

Чернобыльский заповедник еще не внесен во Всемирную сеть биосферных резерватов ЮНЕСКО. Журналисты "Экорубрики" все равно посетили его — ведь его зонирование и функции в целом соответствуют требованиям к биосферным резерватам. Выезд обещал быть интересным: сегодня это наиболее недоступный заповедник для туристов из тех, что находятся на подконтрольной Украине территории.

В чем проблема?

Территория Чернобыльского заповедника граничит с Беларусью, и именно по местным дорогам в первые дни полномасштабного вторжения в Украину заходили российские войска.

В конце февраля 2022 года, ожидая вторжения, администрация заповедника предварительно эвакуировала работников, оставив людей только на критических должностях. Большая часть персонала, в том числе и научный отдел, увидели последствия боевых действий уже в апреле, после деоккупации:

"Когда мы заехали сюда впервые после освобождения территорий, мы могли лишь поверхностно осмотреть, что здесь делается. Заходить в помещения, а тем более трогать вещи не разрешалось, ведь все было потенциально заминировано", — рассказывает Сергей Обризан, старший научный сотрудник Чернобыльского заповедника, стоя возле окопов и фортификационных сооружений, которые сделали оккупанты вдоль дороги.

Позже, уже в помещении офиса заповедника Сергей покажет автомобиль, который когда-то был на балансе учреждения — старые "Жигули" с выбитым стеклом. Под капотом этого автомобиля россияне оставили гранату, и от тяжелых осколочных травм ученых уберегло только соблюдение установки ГСЧС-ников — ничего не трогать.

Постепенно персонал смог вернуться на свои рабочие места. Саперы разминировали основные дороги и здания, однако заходить вглубь леса или находиться на обочине до сих пор опасно. Конечно, это затрудняет работу специалистов по охране природы: невозможно осмотреть все участки заповедника и даже снять данные с фотоловушек, которые были поставлены перед вторжением и работали до тех пор, пока в устройствах не сели батарейки.

Но минирование и "опорные пункты" вдоль дорог и дальше, у реки Уж — это еще не все последствия пребывания россиян.

Наша команда шагает по заснеженной тропе, где мы видим следы как минимум двух животных — оленя и зайца. Это "типичные" для местности животные, которых здесь достаточно из-за малого количества людей. Выдры, лисицы, медведи, лошади Пржевальского, лоси и даже рыси — главные обитатели зоны отчуждения.

Нашим глазам открывается карьер. До оккупантов здесь был пологий склон, по которому животные ходили на водопой, но россиянам для укрепления позиций нужен был песок. Добывать они его начали, не задумываясь, строительной техникой там, где и стояли. Теперь место, которое имело красивый вид и было путем миграции, похоже на карьер, который из-за дождей и паводков с годами будет становиться все больше.

Пожары в зоне отчуждения вызваны несколькими объединенными между собой факторами. Местность, когда-то обильную на болота, до аварии на ЧАЭС осушали для того, чтобы в будущем превратить земли в поля. Леса, уничтоженные во время Второй мировой войны, активно восстанавливали сосновыми посадками. Затем людей выселили, для ведения хозяйственной деятельности территория стала непригодна, а искусственные сосновые леса, растущие ровными рядами — остались.

Проблема в том, что исключительно сосновые леса в природе встречаются редко, и, в отличие от лиственных или смешанных лесов, являются легковоспламеняющимися. Пожар в сосновом лесу очень быстро может стать масштабным и будет распространяться, пока на его пути не встретится водоем, противопожарная песчаная полоса или хотя бы лиственный лес.

С начала полномасштабной войны на территории заповедника пожары охватывали более 30 тысяч гектаров территории, из которых около 18 тысяч гектаров — леса.

Во время оккупации тушить огонь россияне не позволяли — они просто запретили выезд пожарной технике за пределы г. Чернобыль. Теперь тушение осложнено потенциальным минированием. Более того, когда ученый Александр Борсук, заведующий лабораторией флоры и фауны научного отдела заповедника, возле карты показывал нам места крупнейших пожаров 2022 года, мы заметили, что большинство из них началась именно на границе с Беларусью. Вполне возможно, что все это — следствие диверсий врага.

В офис Чернобыльского заповедника нам посчастливилось попасть в последний день перед началом ремонта. Помещение отапливается, здесь есть свет и вода. Кроме того, оно находится недалеко от основной дороги. Конечно, сюда ворвались оккупанты. Об этом свидетельствуют выломанные вместе с кусками дверей замки. После визита таких "гостей", очевидно, пропала техника — "вторая армия мира" забрала с собой ноутбуки, лабораторные приборы и даже микроскопы.

Войти в здание, которое вплотную стоит к офису, через дверь у российских военных не получилось, и попасть туда они решили через стену, где на момент нашего визита до сих пор зияла дыра. Уже на следующий день здесь начнется ремонт, и о пребывании врага будет напоминать все меньше вещей.

Двор возле офиса россияне тоже вандализировали — нецензурные надписи на стенах, украденные автомобильные знаки, вульгарные наклейки. Оккупанты побили стекла старых автобусов, которые были когда-то переданы на баланс учреждения. Их хотели косметически обновить и установить вдоль туристических маршрутов как места для отдыха, обеда или просто как ретро-памятники. Теперь работы с реставрацией больше, но есть и время. Сейчас туристы не имеют никакой легальной возможности попасть в зону отчуждения, и это ограничение будет действовать до окончания войны.

Какое решение?

Биосферные резерваты ЮНЕСКО — международная категория территорий, призванных гармонизировать отношения человека и природы для устойчивого развития, объявляемая решениями этой организации. Это особо ценные места с уникальными экосистемами, ландшафтами, группировками растений и животных, а также смежные территории с населением, которое постоянно взаимодействует с этой природой. Все они охраняются на государственных уровнях, поэтому резерваты чаще всего создаются вокруг заповедников, национальных парков или других природоохранных территорий. Место не может быть признано резерватом только после обследования территории и признания природы здесь уникальной.

Дрозд-омелюх. На первый взгляд, кажется, что он в гнезде, однако это не гнездо, а растение-паразит омела. Фото: Николай Тимченко

Обязательным условием для создания резерватов является проживание людей, занимающихся устойчивыми промыслами. Это может быть сельское хозяйство, рыболовство, или же создание крафтовых продуктов — например, карпатской брынзы или шерстяных изделий на западе Украины.

Именно этот пункт — проживание людей — отсутствует для Чернобыльского радиационно-экологического биосферного заповедника. Конечно, здесь есть самопоселенцы — люди, которым разрешено здесь жить, которые имели в собственности недвижимость до 1986 года, когда произошла авария на ЧАЭС, или же получили ее в наследство от родственников. Однако стать новым самопоселенцем очень непросто, да и желающих жить на загрязненной радионуклидами территории, без магазинов, больниц и другой инфраструктуры — мало.

По дорогам заповедника не ездит никто, кроме работников учреждения и авто Укрпочты, которое привозит почту самопоселенцам. Фото: Николай Тимченко

В селе Куповатое живут до 10 человек — "самоселов". Все они старше 70 лет. Ими занимается соответствующий отдел Государственного агентства Украины по управлению зоной отчуждения (ГАЗО). Им звонят, ездят проверить состояние, завозят продукты. Укрпочта доставляет им письма лично каждому, а сотрудники заповедника и других предприятий зоны отчуждения, знающие "самоселов" по именам, время от времени заезжают с гостинцами. Прискорбно это осознавать, но по самому оптимистичному прогнозу, через 10-20 лет здесь совсем не останется местных жителей.

Однако есть и выход из этой ситуации. Если заповедник объединится с территориями вне зоны отчуждения, или же с Межреченским региональным ландшафтным парком, где все же проживают люди, уникальные территории смогут получить особый статус биосферного резервата. Это позволило бы выйти на международный уровень, получать больше поддержки, а значит, лучше изучать, сохранять и восстанавливать эти территории.

Впереди у заповедника много разъяснительной работы среди местного населения, а пока все мероприятия не выполнены, Чернобыльский радиационно-экологический биосферный заповедник будет иметь только национальный статус.

Одна из задач заповедника сегодня — сохранить и восстановить болота. Однако обводнение болот — очень интересный и технологический процесс, который имеет много нюансов. В биосферном заповеднике Расточье там, где когда-то были болота, на мелиоративных каналах расставили запруды, которые не дают воде покинуть свое определенное природой место. Это достаточно эффективный метод, но действовать таким же путем в Чернобыльском заповеднике может быть опасно, говорит Сергей Обризан. Его специальность — гидрология, поэтому мы с уверенностью можем положиться на его слова.

Искусственный сосновый лес в Чернобыльском заповеднике. Деревья сажали еще во времена СССР "как кукурузу", рассчитывая превратить болота в лесничества, а древесину использовать в промышленности. Фото: Николай Тимченко

Ученый рассказал, что заболачивание осуществляется в несколько этапов, первый из которых — создание карт рельефа, гидрологические, геоботанические и другие исследования, чтобы оценить влияние на природу. Например, на некоторых участках для заболачивания может не хватить воды, затапливать другие — вредно, потому что на мелиорированных землях уже сформировались новые экосистемы. Кроме того, нужно точно рассчитать, в каком количестве и куда попадет вода после сооружения запруд, ведь за пределами зоны отчуждения — фермерские поля и села.

Заснеженное болото, оставшееся неповрежденным. В общем почти вся территория заповедника до вмешательства в природу человека, была заболоченной местностью. Фото: Николай Тимченко

Не менее важным является и радиационный фактор. Если направить загрязненную радионуклидами воду с северных территорий зоны отчуждения на затопление, она может повысить радиационный уровень там, где он относительно низкий. И это один из самых сложных нюансов проекта заболачивания для заповедника, который требует создания детальной карты радиационного фона на всей территории зоны.

"Обводнять водно-болотные угодья — тренд в мировой практике, который в нашем случае создаст еще и дополнительный барьер от повторного вторжения. На данном этапе мы можем делать какие-то пилотные проекты, но запустить длительный процесс и оценить его последствия для природы — пока говорить об этом рано", — говорит гидролог.

Восстанавливать болота будут. Когда-нибудь. Для разработки всех сценариев нужно много ресурсов, времени, исследований, а значит — и финансирования, и все упирается в последний из этого перечня пункт. Пока ведутся консультации с немецким Фондом Зукова, Франкфуртским зоологическим обществом и WWF. Ученые заповедника твердо настроены проект реализовать, поэтому со временем территория все же приобретет свой первоначальный вид.

Пока идет война, въезд в зону отчуждения для всех, кроме работников и журналистов, запрещен. И в этом на самом деле — одни лишь плюсы.

В отличие от других заповедников или нацпарков, которые получали прибыль за счет туризма, Чернобыльский заповедник такого преимущества не имел. Несмотря на то, что "зону" до полномасштабного вторжения посещало 120 тысяч туристов в год, а чек за экскурсию мог достигать более 12 тысяч гривен, операторы не платили учреждению за пребывание на территории заповедника, передвижение по его маршрутам или использование локаций. Поэтому и никакой дополнительной прибыли с оттоком туристов заповедник не потерял. А вот фактор беспокойства диких животных существенно уменьшился, и это — положительный момент.

На самом деле — ничего. Засыпать окопы или выравнивать ландшафт на территориях — слишком дорого и нецелесообразно, и в учреждении говорят, что будущие репарации использовать эффективнее. Точечное вмешательство в экосистемы в виде окопов не наносит такого вреда окружающей среде, как, например, пожары.

Более того! В том, что в лесах и на берегах реки остаются фортификационные сооружения, можно даже найти положительный момент. Ботаник заповедника начал исследование процессов зарастания таких белигеративных ландшафтов. Наработки можно будет использовать по аналогии и для более поврежденных территорий, причем не только войной, но и тех, которые использовались, например, для добычи ресурсов. Зная это, можно будет прогнозировать восстановление этих территорий и планировать соответствующие мероприятия.

Во время визита в заповедник мы посетили один из участков, где недавно произошел пожар. И хотя сосны еще могут выглядеть, как живые, менее чем через год почти все деревья погибнут. Огонь повредил их стволы, поэтому вода не сможет поступать к ветвям, а такие травмы деревья, к сожалению, заживлять не умеют.

Это искусственный сосновый лес, о проблемах которого мы говорили в начале статьи. Его исчезновение Сергей Обризан не считает трагедией. Наоборот, стратегия заповедника — ничего не делать с пепелищем. Если дать природе покой и время, она самовосстановится, и новый лес точно будет более устойчивым к различным природным явлениям, чем любые искусственные насаждения.

Кроме того, что сгоревшие участки постепенно будут зарастать более устойчивым к пожарам смешанным лесом, есть еще один способ побороть огонь. Мы уже говорили, что когда-то эта территория была осушена, и, к счастью, болота можно восстанавливать.

По дороге, ведущей к КПП "Дитятки" — пункту пропуска в зону отчуждения, через окна автомобилей мы рассматриваем болота, которые осушить не успели. Среди заснеженных берегов, заросшие камышами, они выглядят, как огромные кем-то оставленные одеяла. Если присмотреться лучше, в кустах и между деревьями есть шанс увидеть диких животных, которые не боятся людей, потому что не знают, какую опасность они могут нести за собой.

Впечатления от поездки остаются невероятными, и в голове закрепляется мысль: без человеческого вмешательства мир выглядит намного лучше.