Спасти Донбасс: как развивать прифронтовые территории?
Война притормозила развитие городов на прифронтовых территориях, экономическая активность которых концентрировалась вокруг угольной промышленности и энергетики. Местные жители считают, что не надо спекулировать тезисами о свободной экономической зоне, будто бы Донбасс снова чего-то требует. Наоборот, они выступают против социалки, выплат и дотаций. Но где тогда искать новые точки развития для городов шахтеров?
Снижение активности боевых действий на Донбассе порождает надежды на установление мира в этом регионе в недалеком будущем и возвращение оккупированных территорий под контроль Украины. Поэтому возникает вопрос о восстановлении экономического потенциала Донбасса или экономической трансформации.
А пока территории оккупированы — основная задача украинской власти — сделать так, чтобы уровень жизни на прифронтовых территориях выгодно отличался от того, что есть на оккупированных территориях. Прифронтовые города имеют важную миссию — быть примером для оккупированных территорий.
Экономическая активность — лучший аргумент для украинцев, которые приезжают из оккупированных частей Украины. Это касается как создания условий для бизнеса, так и благоустройства и инфраструктуры в прифронтовых громадах.
Однако близость к линии фронта и вероятность начала активных боевых действий — это то, что больше всего останавливает приход новых инвестиций в регион.
В то же время традиционные для региона отрасли, такие как угольная промышленность, находились в стагнации и дотировались из госбюджета еще до войны, хотя и обеспечивали работой значительную часть населения.
Город шахтеров
На подъезде к Торецку нас встречает местная фотолокация: сине-желтая надпись — «Торецк — город шахтеров». Для жителей это не просто лозунг, а обыденность и стиль жизни. Угольная отрасль была ключевой точкой развития, которая давала работу жителям и обеспечивала доход в бюджет.
Однако, похоже на то, что отрасль доживает последние десятилетия. В городе 7 шахт, из которых сейчас фактически работает 3: «Торецкая», «Центральная» и шахта имени Святой Матроны Московской. Хотя Торецк расположен в четырех километрах от линии фронта, война стала лишь катализатором упадка угольной отрасли.
«Сокращение рабочих мест, закрытие шахт, подорожание себестоимости угля были постоянным явлением еще с 90-х годов. Несмотря на это, шахты до сих пор являются градообразующими предприятиями Торецка. 90% собственных поступлений местного бюджета — это налог на доходы физических лиц (НДФЛ), который уплачивается с зарплат работников. 40% из них платят предприятия угольной отрасли. То есть наблюдаем значительную зависимость экономики города — рабочие места для населения и наполнение казны», — говорит Андрей Грудкин, руководитель проекта «На линии соприкосновения», член правления ОО «Сильные громады».
По словам председателя профсоюза шахтеров Василия Щербаня, еще 5 лет назад на шахтах города работало около 5000 человек. Сейчас остаются работать 2900 сотрудников.
Закрывать дотационные шахты в Торецке и пригородах начали еще с 2002 года, когда остановили шахту имени Артема. Впоследствии закрыли «Новую», а после начала войны — «Южную», которая находится на линии соприкосновения.
«Шахта "Северная" с 1 января 2021 переходит в стадию реструктуризации. Ранее на ней работало 1300 человек, сейчас — 60–75 работников. Шахту, согласно проекту, планируют затопить естественным путем. Здесь будет работать только охрана — до 30 человек», — рассказывает Василий Щербань.
Но даже тем, кто остается работать, не выплачивают зарплату в полном размере. Задолженность за прошлые месяцы составляет около 63 млн гривен.
«Сейчас мы ждем выделения 1,4 млрд грн на погашение долгов по зарплате шахтерам. С 20 декабря эти деньги должны зайти на счета», — говорит председатель шахтерского профсоюза.
Из-за особенностей залегания угля и специфики разработки пластов, добывать «черное золото» в Торецке неоправданно дорого. Только расходы на электроэнергию составляют более 40% в себестоимости угля. В то же время, например, в шахтах Львовской области стоимость электроэнергии — около 7% в себестоимости угля.
Продают уголь тоже по более низкой цене, чем раньше, что еще более существенно уменьшает рентабельность угольного промысла. По словам Василия Щербаня, до 1 января 2020 года средняя цена коксующегося угля составляла 2050 грн за тонну. Сейчас его стоимость 1500–1600 грн. Цена энергетического угля тоже упала примерно на 500 грн.
«Отгружаем его на Авдеевский коксохимзавод. Там отказываются покупать уголь по более высокой цене, потому что они как покупали уголь в России по более низкой цене, так и покупают его сейчас», — говорит Щербань.
Профильное министерство подготовило программу поддержки угледобывающей отрасли на сумму 14,2 млрд гривен, но в финальной редакции бюджета 2021 Верховная Рада сократила эти расходы до 4,5 млрд грн.
«Из этой суммы 3,1 млрд грн планируется потратить на выплату заработных плат, ликвидации неперспективных шахт, однако на охрану труда, техническое переоснащение, капитальное шахтостроительство средств нет», — констатирует председатель профильной ассоциации.
Однако он, как и другие, понимает, что конец эпохи угля приближается и шахты нужно закрывать. В мае 2020 года в Украине создали Координационный центр по вопросам трансформации угольных регионов.
В него вошли профильные чиновники, главы областных государственных администраций, депутаты, представители угледобывающих предприятий, профсоюзов, ассоциаций органов местного самоуправления. В частности, и представители ГП «Торецкуголь».
«Одной из главных задач центра является анализ реального состояния экономики и социального обеспечения в шахтерских городах, поиски новых направлений для развития экономики и создания рабочих мест», — говорит Константин Криницкий, руководитель отдела энергетики ОО «Екодия», организации, что активно отстаивает отказ от угольной промышленности.
Представители шахтерского сообщества также предоставили проекту трансформации свое видение. Они выступают за медленное закрытие, чтобы шахтам дали доработать минимум 10-15 лет, а за это время — создать новые рабочие места.
«Мы понимаем, что будущее закрытие шахт очень больно ударит по городам, возникшим вокруг шахты, по большому счету, с целью обеспечения ее функционирования. Планировать закрытие угольных предприятий нужно справедливо по отношению к местному населению, которое потеряет работу и к экономике городов, что останется без своего основного предприятия, ведь 40-80% местных бюджетов угольных городов наполняются как раз благодаря налоговым поступлениям из шахт», — рассказывает Константин Криницкий.
Средняя заработная плата шахтеров — около 15 тыс. грн. Те, кто непосредственно работает в забое, получают 22 — 25 тыс. грн. В то же время средняя зарплата в других отраслях Торецка — 8,6 тыс. грн.
Закрытие шахт для города без развития альтернативных отраслей будет означать полный упадок, ведь в Торецке, кроме шахт, есть только малый бизнес, который обслуживает градообразующую отрасль. В частности, это розничная торговля, сфера услуг. Но покупательную способность нужно за счет чего-то поддерживать.
«В 2003 году у нас закрыли шахту им. Артема в одноименном городке, где в то время проживало около 5 тыс. человек. Это была одна из самых перспективных шахт по уровню механизации и запасами коксующегося угля. Новый горизонт был подготовлен в 2000 году. Чтобы шахта развивалась, необходимо было инвестировать 15 млн грн, а для того, чтобы закрыть эту шахту, нужно было потратить 85 млн грн. После закрытия шахты в городке остались руины, город пришел в упадок», — с грустью констатирует председатель профсоюза.
Константин Криницкий говорит, что когда речь идет о диверсификации местной экономики — единственного, шаблонного решения, которое можно применить к каждому угольному городу, не существует.
«Каждый угольный город имеет свои сильные и слабые стороны, которые необходимо проанализировать и определить, какое именно предприятие имеет смысл открыть. Возможно, в одном городе лучше открыть какое-то новое производство (обувь, одежда), в другом — учебные заведения и сделать его центром образования. Еще в другом — туризм», — отмечает он.
«Что-то на месте шахт должно быть. Возможно, фабрики. Шахта — замечательная промышленная площадку, куда подведено электричество, подъездные пути, железная дорога, — соглашается Василий Щербань. — Обсуждалось, что на месте шахты "Северная" в Торецке будут создавать индустриальный парк, поговорили три года и все затихло, возможно, из-за расположения вблизи линии соприкосновения».
По официальным данным, в Торецке проживает около 67 000 человек. Однако на самом деле количество населения в городе значительно ниже. Об этом свидетельствует статистика занятости. Официально трудоустроенных в Торецке, по итогам 2019 года, чуть более 8 тыс. человек. Статистики тех, кто официально безработный, по 2019 нет. Однако еще в 2015 году на учете в Центре занятости находилось около 1,5 тыс. человек, а уже в 2018 году эта цифра составляла менее сотни.
Среди того, что развивается в городе, — это мелкое предпринимательство, преимущественно сфера услуг и торговля. Если в 2014 году в Торецке было зарегистрировано 87 ФЛП, то уже в 2017 их количество возросло до 220. По состоянию на конец 2019 их — 197. Однако эти предприятия не могут существовать самостоятельно.
«Много малого бизнеса здесь открылось после активной фазы войны. Это магазины, кафе, мини-пекарни, производственные цеха и мастерские. Да, это не большие заводы, но эти люди точно выбрали себе путь», — отмечает Андрей Грудкин.
По его словам, среди работающих предприятий, кроме угольных, остались хлебозавод, фенольный завод и несколько небольших машиностроительных предприятий. В общем это только 787 рабочих мест. Говорить об их модернизации и расширении можно, но заинтересованы ли в этом владельцы?
«Добыча угля уменьшается, люди увольняются. Поэтому, мы объединились, чтобы развивать предпринимательство как единственный путь развития города», — отмечает Вилина Саенко, участница Коалиции «На линии соприкосновения», председательница единственной в городе организации, которая объединяет активных предпринимателей — «Центр инициатив предпринимателей города Торецка».
По ее словам, добыча угля, который давал наибольший доход в местный бюджет и обеспечивал работой большую часть жителей, в последние годы в упадок. Других крупных предприятий в городе нет и в ближайшей перспективе из-за близости к линии фронта они не появятся — это большой риск.
Какие есть проблемы?
Люди, которые переехали из оккупированных городов, открыли свой бизнес здесь. Но даже для развития малого бизнеса в городе есть немало препятствий. Прежде всего административных.
В Торецке вместо местного совета работает военно-гражданская администрация, которая имеет меньше полномочий. Еще недавно ВГА имела право заключать соглашения на аренду земли и коммунального имущества с предпринимателями только на один год. Планировать бизнес в таких условиях было сложно.
Усилиями местных активистов коалиции «На линии соприкосновения» удалось донести до народных депутатов, эту норму нужно изменить, приняв соответствующий закон.
«Мы буквально недавно добились того, чтобы землю и имущество можно было сдавать в аренду на 5 лет. Президент пока закон не подписал, но если подпишет, это будет определенным облегчением для бизнеса», — отмечает Андрей Грудкин.
Другая проблема — в городе нет отделения налоговой службы. Ближайшее находится в Мариуполе. Из-за сложной логистики и состояния дорог туда добраться сложно.
«Чтобы получить или продлить лицензию, например, на продажу алкоголя или табачных изделий, нужно ехать в Мариуполь. Это 5-6 часов в пути. У нас есть предприниматели, у которых этот процесс затягивается уже больше, чем на месяц. Проверки успевают приехать, а получить лицензию — сложно. Связаться с ними невозможно — поэтому есть риск приехать в Мариуполь и уехать ни с чем», — отмечает Вилина Саенко.
Средний и крупный бизнес не хочет инвестировать в новое производство в городе — слишком большие риски, отсутствие защиты со стороны государства и никаких преференций.
«Мы предложили предпринимателям из других городов открыть филиалы в Торецке. Но они считают, что мы на линии соприкосновения и такие инвестиции должны страховаться. Поэтому без эффективного механизма страхования имущества и бизнеса не готовы идти на такие риски», — отмечает Вилина Саенко.
По ее словам, бизнес не готов к страхованию в частных компаниях и хочет государственных гарантий. Кроме того, есть потребность в кредитовании бизнеса. Популярная программа кредитования «5-7-9» в регионе не работает.
Зависящие от угля
За годы независимости Украины добыча угля уменьшилась в 5 раз, а количество работников отрасли — с почти 1 млн в 1990-м году до около 35 тысяч человек в 2020-м. Специфика региона в том, что города создавались вокруг угледобывающих и углеперерабатывающих предприятий. Предполагалось, что большая часть населения будет занята в этих секторах.
Если Торецк жил за счет шахт, то Счастье формировался вокруг угольной электростанции. Авдеевка — вокруг коксохимического завода, для которого уголь — основное сырье. Все эти предприятия-гиганты были привязаны к добыче местного угля. В свое время Луганская ТЭС, которая стоит на окраине города, была самой мощной в СССР и Европе.
Однако сейчас отрасль уходит в прошлое, а новые крупные предприятия не создаются. В Счастье, как и в Торецке, формировались только обслуживающие отрасли экономики.
«Ситуация очень печальная из-за того, что у людей нет денег. Основной доход людям дает электростанция, но на ней остаются работать около 500 человек. Ранее там работало около 3,5 тыс. Сокращения произошли буквально в последние годы», — говорит Алексей Ганзюк, предприниматель и председатель местного совета предпринимателей, созданного в этом году несколько месяцев назад.
Галина Калинина работала на Луганской ТЭС инженером, Марина Данилюк — техником, но несколько лет назад попали под волну увольнения в связи с оптимизацией. План оптимизации презентовали еще до войны. По этому плану на станции должен остаться только оперативный персонал. Всех остальных работников должны были вывести из структуры.
«Мы на эту станцию молились. Она у нас — градообразующее предприятие. И уборкой и организацией мероприятий — всем занималось руководство станции. Пока не пришел ДТЭК. Они отдали на баланс города Дом культуры и другие объекты инфраструктуры», — говорит Марина Данилюк.
Галина уже на пенсии, Марине на момент увольнения оставалось доработать полтора года, поэтому вопрос трудоустройства для них сейчас не очень актуален. Но этот вопрос в городе беспокоит многих.
По словам Алексея Ганзюка, из-за этого большая часть людей уехала из города, другие уехали на заработки за границу.
Алексей Ганзюк купил помещение в Счастье еще до войны и устроил там спортивный зал, кафе, сауну.
«Я был в Одессе, Киеве, там спортивные залы переполнены. У нас это единственный спортзал в городе, но из местных сюда почти никто не ходит. Ходят те, кто живет в больших городах, а приезжает в Счастье на время к родителям или по делам», — отмечает предприниматель.
Малого бизнеса в городе почти нет. Только торговля продуктами питания. «У нас основное место концентрации предпринимателей — рынок. Заработать деньги в городе трудно. Все молодые и перспективные выезжают отсюда как из деревни. Если убрать еще и станцию, то у нас все рухнет, здесь все от нее зависит», — говорит Алексей Ганзюк.
Война на востоке Украины осложнила ситуацию. Две трети государственных шахт остались на оккупированных территориях Донецкой и Луганской областей. Сейчас в собственности государства находятся 33 шахты, 29 из которых являются убыточными.
В то же время к 2050 году Европа планирует стать первым в мире углеродно нейтральным континентом. Отдельные страны уже объявили даты полного отказа от использования угля в энергетике: Франция (2022), Италия (2025), Греция (2028), Германия (2038), Чехия (2038).
Учитывая европейский курс, который поддерживает и Украина, другого пути, кроме диверсификации экономики, для зависимых от угля моногородов, нет. Зависимость от одного градообразующего предприятия должна отойти в прошлое.
Трансформация угольного сектора и закрытие шахт должны планироваться заранее, основываясь на стратегическом видении развития угольных регионов. Ведь чем раньше начнется процесс планирования, тем меньше будут негативные социальные и экономические последствия в будущем.
«Конечно, трансформация нужна, альтернативы нет, но этот процесс должен быть максимально публичным — нужно привлекать местных экспертов и общественность. Мы должны знать, какое будущее ждет наши города и вместе с центральной властью формировать стратегию и реализовывать ее. Мы понимаем, что государство не построит здесь новые заводы и фабрики да это и не эффективно, но нужно создавать инклюзивные условия для инвесторов, и не только для региональных», — считает координатор проекта "На линии соприкосновения».
В этом году ОО «Екодия» совместно с Представительством Фонда им. Фридриха Эберта в Украине заказали соц исследования, чтобы понять, как местное население 7 шахтерских городов Донецкой области оценивает будущее развитие региона в случае закрытия шахт.
Так, часть респондентов ответила, что видит смысл развивать: промышленность — производство плитки (тротуарной, интерьерной), кирпича (например, из почвы терриконов); фабрики посуды, швейные фабрики, оборудование для производства альтернативной энергии; агросектор, ремонт сельхозтехники, производство деталей для техники; пищевую отрасль (соки, кондитерские, хлебобулочные изделия).
Представители коалиции «На линии соприкосновения» вместе с профильным министерством пришли к одинаковым выводам. Региону поможет создание фонда страхования бизнеса от военных рисков, инвестиционное агентство, доступные кредиты, в частности, разблокировка программы «5,7,9», инклюзивная налоговая система.
«Минреинтеграции предлагает создать фонд венчурного финансирования, ввести здесь налог на выведенный капитал, освободить бизнес от уплаты ввозной пошлины на оборудование и другие предложения. Важно, что не надо спекулировать тезисами о свободной экономической зоне, что Донбасс снова чего-то требует. Напротив, мы против социалки, каких-то выплат и дотаций», — говорит Андрей Грудкин.
Поэтому, закрытие шахт — необратимый процесс. И очень важно подумать о создании альтернативных рабочих мест — иначе мы можем столкнуться с упадком угольных регионов и массовой миграцией их жителей.
Фото: Дмитрий Торец
Осуществление проекта «На линии соприкосновения» стало возможным благодаря искренней поддержке американского народа, оказанной через Агентство США по международному развитию (USAID). Материал является личным мнением автора и не отражает официальную позицию USAID.