Інна Богословська. Навіщо, як і з чим за плечима збирається у президенти?

Она уверена в себе, рассказывает эмоционально, легко в запале переходит на повышенный тон.

Нередко заканчивает ответы на ярком негативе – становится понятно, почему её называют «черноротой». Но складывается ощущение, что во всё, ею произносимое, она безоговорочно верит. Какой бы фантастикой это не звучало.

Выдвижение в президенты Инны Богословской многие восприняли устало или скептично. В соцсетях на эту новость отреагировали то ли как набивание себе цены «прожжённым» политиком, то ли как выполнение своей роли «оттягивателя» голосов. Ведь несмотря на высокую узнаваемость, готовность за неё голосовать – меньше 0,5% на данный момент. Но Инна Германовна не расстраивается, утверждает, что уже сейчас запускает план из нетрадиционных методов, который поможет ей победить. Каких именно – называть отказалась, сказав, что сами всё увидим.  Так же, как и уходит от вопроса: «А поведёте ли партию/с кем пойдёте на парламентские?», повторяя, что главное – пережить президентские, ведь «что будет дальше, непонятно». Насколько убедительно у неё получилось объяснить своё выдвижение – судить вам.

За час разговора с Инной Богословской я не успела спросить всё запланированное – на каждом из вопросов мы останавливались подолгу. Говорили на русском по заблаговременной договорённости. Коснулись вопросов языка, «скелетов в шкафу», избирательной компании и личных мотиваций – читайте.

– Этим летом, 27 июля, заявили, что планируете выдвигать свою кандидатуру на должность президента, и мы традиционно в нашей рубрике «Кандидаты в кандидаты» начинаем вопросами, кто спонсор, кто команда и какая программа.

– Во-первых, заявила я о том, что иду на президента не недавно, а в июле прошлого года. Сделала это специально, для того, чтоб как можно быстрее спровоцировать всех участников президентской гонки вскрыть себя. (Вопрошающее лицо автора, почему я слышу об этом впервые, но уверенность Инны Германовны непоколебима, – Ред.) Вы не слышали об этом? Вы и не должны были об этом слышать, – отрезает она и продолжает. – Это будут исторические выборы президента – выборы правды и лжи, форм и содержания. И я сделала всё, чтобы у участников президентской гонки не выдержали нервы. Чтобы у страны было больше времени разобраться в том, что реально собой представляют кандидаты. Мой дискурс привел к тому, что мы получили ранний старт кампании. Все это отмечают. И это очень хорошо.

Где-то год назад я сразу объявила фандрайзинг. Первое, что мы делаем – это продаём книгу. (Речь об автобиографической книге «Будущее начинается сегодня», – Ред.). Мы сделали пилотный проект в одном из городов, попробовали наглядную агитацию, листовки и так далее. Мы это сделали за счет тех 97 тысяч гривен, которые заработали от первого транша продажи книги и сейчас продажи идут.

– Сколько стоит книга?

– Она стоит столько, сколько люди готовы за неё заплатить. На сайте есть опция 500, 1000 гривен или вписать свою сумму – это и есть фандрайзинг. У меня есть мой ФОП, где я провожу эти средства через кассу, плачу с этого 5% налог. Я сейчас привела себя в то состояние, когда власть пытается выбить любого конкурента через компромат, чернуху, а не может мне ничего предъявить. Я рассчитываю, что те бизнесмены, которые сейчас со мной ведут бесконечные переговоры и которые способны давать приличные деньги на кампанию, в конечном итоге, поймут, что у них другого кандидата для них, способного создать реальные условия бизнеса в стране. Президента, который не будет под себя подминать бизнес, что стало уже традицией. Поэтому я уверена, что нужен именно фандрайзинг – настоящий, широкий, начиная от мелких предпринимателей.

Я сейчас кайфую. У меня есть один киевский интеллигент, который стал каждый месяц перечислять эквивалент 100 долларов. Человек в возрасте, у него это точно не те доходы, на которые он не может не обратить внимание. Для него это серьезный взнос. Я все свои предыдущие три общенациональные кампании мечтала, что у меня будут волонтеры, их не было. А сейчас их больше, чем тем, кому мы можем платить какие-то минимальные деньги.

– И сколько книг уже продали?

– Точную цифру не могу сказать. Первый транш 97 тысяч гривен мы получили.

– Это ведь смешная цифра для избирательной компании. Какие бизнесмены делают на вас ставку? Президентская кампания нуждается в огромных затратах.

– Это враньё. Для подкупа голосов кампания нуждается в огромных затратах. Для тех коррупционных схем, апогеем которых становились выборы всех последних годов. Например, на президентских Янукович-Ющенко, Янукович-Тимошенко, речь шла о миллиардах долларов.

Сейчас это другая история. 75% людей отказываются отвечать на данные социологических анкет. Честные социологи говорят: «Инна, ситуация реальна такова, что мы не можем сказать, какой люди будут делать выбор. И мы прогнозируем, что будет очень высокое протестное голосование».

Власть сегодня находится в такой же тёплой ванной, как Янукович за полгода до Майдана. 18 февраля я предупреждала, что будет восстание, если будет отказ от подписания Вильнюса. А мне высшие должностные лица говорили: «Да ты что. У нас социология – люди никуда не пойдут, протестных настроений нет». Украинская власть сегодня находится в таком же неведении, она не понимает, насколько сжата пружина человеческого недовольства. А слово «ненавижу» сегодня стало употребляемым, наверное, в 3/5 всех коммуникаций. Вопрос сегодня, пойдет ли сегодня на выборы тот настоящий демос, который делает это не за деньги. Мы не будем покупать голоса. То, что касается полевой работы, если у вас хотя бы половина волонтеров, то это сокращение практически на половину бюджета.

– И вот полгода до выборов. Какие планы на избирательную кампанию? Что планируете делать?

– Не скажу. Это тайна. Потому что мы выиграем в этой кампании. Это кажется сегодня абсолютно невозможным. Но, знаете, в бизнесе – а я юрист и аудитор – меня всегда называли человеком, который может решать нерешаемые задачи. При этом я никогда за свою жизнь не давала взяток. Моё мастерство – найти и увидеть тот исторический момент, в который возможно победить систему, когда, казалось, что победить этого дракона невозможно.

– И что по поводу программы?

– Мне легче всего в украинской политике. У меня есть с 2005 года книга «План развития страны». Ленивый пусть берет и читает (Это увесистая книга в 200 с лишним страниц, – Ред.).

Этот план актуален до сегодняшнего дня на 85%. Если бы в своё время сделали то, что там написано, страна была бы уже другой. А «Будущее начинается сегодня» (ещё одна книга в 200 с лишним страниц, именно через неё собираются средства на избирательную кампанию, – Ред.) – уже модификация и дальнейшее развитие этих идей. Как мы будем это публицистически подавать, вы увидите в слоганах кампании. Но это серьёзный подход. И это то, на чем меня можно проверять годами. Это позиция была 13 лет назад, она сейчас. Поэтому мне легко.

– Будет ли у вас телевизионная реклама? Билборды?

– У нас не будет никакой телевизионной рекламы, потому что это колоссальные деньги. И доверие к этому ресурсу минимальное. Билборды – тоже самое. Сегодня трещит по швам та система, которую устроили такие люди, как Порошенко, Тимошенко. Я отказалась снова идти в парламент, сразу после революции, при том, что очень много сделала для того, чтобы Майдан победил. Я отказалась идти даже в коалицию в парламент, когда увидела, кто туда подписался, как они оседлали коммерческие, коррупционные схемы. Поэтому я четыре года не во власти.

Что касается команды – я этим серьёзно занимаюсь. Это люди, которые со мной  начинали ещё «Озимое поколение» («Команда озимого поколения» – избирательный блок, созданный для парламентских выборов 2002 года. Набрал лишь 2,02% голосов избирателей, не преодолев проходной барьер в 5%. Тогда в первую пятёрку входили Валерий Хорошковский, Инна Богословская, Мыкола Вересень, Остап Процик, Валерий Вощевский, – Ред.). Многие из них отвернулись от политики, им стало противно, грязно. И они занимались бизнесом, преподаванием. Я провела 10 школ молодёжного лидерства по 100 человек. Эти все люди стали звездами, каждый в своей деятельности. Партия «Вече» – единственные пошли на выборы с планом развития страны. Я сейчас в огромном удовольствии, что беру свою старую записную книжку, звоню людям, с которыми мы по 8-10 лет не виделись. И они говорят: «Инна, мы рядом, конечно».

– Это не первые ваши выборы. В 2010 году, думаю у Вас было не меньше запала. А набрали вы лишь 0,4% голосов.

– Нет-нет-нет. Это совершенно разная история. В 2010 году выиграть эти выборы мне было невозможно. Я последние деньги семьи, которые были отложены на политику, выделила для того, чтобы получить площадку, с которой говорить: выбирайте любого другого, но не Януковича и не Тимошенко. Это была логика моего участия в тех выборов, потому что, надо рассказать, как я туда попала.

В мае 2009 года страна находилась за неделю до крупнейшего конституционного переворота: было подготовлено соглашение между БЮТом и Партией регионом о том, что страну они делят до 2029 года. По принципу как Путин и Медведев поделили Россию: ты сегодня – президент, я – премьер, завтра я – президент, ты – премьер. Делили до последнего округа, до последней школы, до последнего предприятия. И я узнала об этом. Я была единственным украинским политиком, который воспользовалась прямым эфиром и прямо заявила, что готовится государственный переворот. Это было очень опасно. Но это сработало. Я знала, что Янукович смотрит этот эфир. Оставалась последняя подпись под этим договором и новой Конституцией, которая была абсолютно недемократичной, узурпирующей власть в стране. И я сказала в эфире, что верю: Янукович не подпишет это, потому что он знает – на следующий день Тимошенко его сожрёт. Он это услышал, вышел в Лавре во время Троицы и сказал, что никакого соглашения не будет. А после этого Тимошенко в понедельник появилась со своим эфиром, который вошёл в историю как «Всё пропало». Это была та капля, которая сыграла историческую роль на том этапе, потому что страну было бы даже трудно представить – какая-то дикая смесь Беларуси и России в худшем варианте. Кстати, тогда только две женщины восстали против этого. Юля Мостовая, которая взяла на себе смелость и в «Зеркале недели» напечатала текст этой «черносотенной конституции», которая уже была парафирована. И я, которая, как единственный политик, заявила, что готовится конституционный договор. Потому что другие просто побоялись идти в эфир. Именно тогда сразу я заявила, что пойду на президентские выборы для того, чтобы убедить не голосовать украинский народ ни за Януковича, ни за Тимошенко. В тех выборах не было шансов победить, их надо было использовать площадку. Я своими деньгами проплатила эту трибуну. Вот представьте себе, если бы в 2010 году проголосовали за другого. Тогда кто был – Яценюк, Тигипко, Богословская. Был выбор. Тигипко тогда вообще процентов 13-18% взял. Страна была бы вообще другой. И вот это политическое одиночество, много-много лет я оказывалась сталкером, который слишком далеко забрасывает свою эту гайку и остаётся один.

– Почему сейчас вы не поддержали других кандидатов?

– Кого? Некого поддерживать. Нам нужна выигрышная кандидатура. Нам нужно тот, кто выиграет эти выборы, новое лицо.

– Ну какое вы новое лицо. Сколько у вас скелетов в шкафу.

– Назовите хоть один.

– Начнём сначала. Вы поменяли 4 партии – «Зеленые», «Трудовая партия», последняя – Партия регионов.

– Во-первых, в 1998 году я избралась как мажоритарный кандидат. Регламент парламента вынуждал мажоритарщика зайти во фракцию. Я не меняла партии – я меняла фракции. Если взять мою избирательную кампанию 1998 года, мою программу – она полностью соответствует тому, что написано в книге в 2017 году. А во-вторых, сколько раз Черчилль менял партию? Четыре раза! Я выбирала те, которые соответствовали моим убеждениям.

– Вас называют зависимой от олигархов.

– С чего вы это взяли?

– Пинчук финансировал и «Команду озимого поколения», и «Вече».

– Он был один из 15 человек, мы все сбросились по миллиону. И мы познакомились с Пинчуком, когда он вообще не был олигархом. Это 1998 год, в политику пришел люди 1961-62 годов рождения – из бизнеса, совершенно другие. Мы друг друга искали, знакомились, это было начало всего поколения. Богословская, Пинчук, Тигипко, Шаров, Гриценко – плюс-минус один возраст. Это фактически был первый украинский парламент, который выдвинул новую генерацию, новое поколение политикума. Нам было по 38-40 лет, а мы были очень молодыми депутатами, потому что тогда коммунисты оккупировали парламент. Никакой зависимости, мы были на равных. При том, что мой бизнес был намного меньше – я занималась только консалтинговым, юридическим, аудиторским делом. Понятно, что это не может сравниться с промышленным бизнесом. Но взносы наши были одинаковыми. И когда это было «Вече», мои личные взносы в кампанию были намного больше, чем взносы Вити. Он помог, как один из соучастников процесса. И я счастлива, что это скорее дружеские отношения.

– Почему вы вкладываете такие большие деньги в политические проекты? Как утверждаете, свои.

– Потому что я занимаюсь страной. Я в 1998 году приняла для себя решение заниматься страной. Когда проиграла в 2002 году «Команду озимого поколения», мне было 42 года, и это был мой первый проигрыш в жизни. Я вообще не знала, что делать. Я как беременный мустанг носилась и кричала: «Почему? Может я не то предприняла? Может мне вообще не надо заниматься политикой?». Я же ушла – 5 лет не занималась политикой.

Вы спрашиваете почему деньги вкладываю? Деньги – это один из ресурсов. А время, а нервы, а жизнь? Каждую неделю с 2002 по 2005 год, как проклятая, я четыре дня занималась бизнесом, а три дня ездила по стране. Я выдала грантов тогда больше, чем фонд Сороса. Где фонд Сороса, а где я? За исследования по стране, за проведение молодежных школ лидерства, за проведение огромного количества конференций, симпозиумов. Всё это железно без журналистов. Я дала зарок – чтоб потом не сказали, что это мы «понты гоняем» или что это для пиара. Мы хотели понять, есть ли у страны ресурс развития. И я сейчас вам говорю – есть. Потеряли 2/3 потенциала страны. Просто настолько жадные, алчные и гадкие люди. Без ценностей, без совести, без принципов приходили к власти в стране, что это утекло, как песок через пальцы.

– Вы называли Крым российским.

– Это неправда. Я никогда не называла. НИ-КОГ-ДА (повышает голос, – Ред.). Этого не было.

– А над Севастополем предлагали установить российско-украинский кондоминиум?

– Да, конечно. А вы знаете, что все военно-морские и военные базы на территории Европы имеют статус кондоминиума? Смотри, что это значит. Подписывается соглашение, что это наша суверенная территория, но она находится в пользовании – в управлении временной администрации двух государств. Мы нашли эту форму с профессором Ириной Онищенко, которая выгребла мне какую-то свою работу о кондоминиумах, как способах локализации военно-милитаристского влияния. И мы этот ответ тогда предложили.

Во время президентской кампании 9 года я почувствовала, насколько русские активно стали работать по Донбассу и Крыму. Я туда никогда электорально серьёзно не заезжала. И тут во время президентской кампании 2009-2010 года заехала туда просто и офигела. Я всегда в любом городе сажусь в такси, два дня поездили в такси, и вы уже имеете такой скрин очень хороший. 9 из 10 таксистов в Крыму на вопрос: «Чей Крым?» говорили, что Крым русский. Я написала докладные в Киев, кучу людей своих подтянула, говорила: «Вы вообще делать что-то собираетесь?». После этого заезжаю в Севастополь и смотрю, что мне рассказывают: «Да вы что? Это же ужас. Посмотрите на наши дырявые корыта – на наши катера. И посмотрите какие корабли сюда привозит Россия», «Вот общежитие русских офицеров, где у них своя ванна, своя кухня, с одной комнатой, но ванна, кухня – свои. Посмотрите наши – 40 кабинок, кухня в конце одном, душ – в другом конце». Это я так жила с родителями своими в военном общежитии. Это был 66-67 год. А сейчас уже 21 столетие и всё тоже самое. И я начинаю это всё слушать и понимаю, что вообще никто не понимает остроты ситуации в Крыму. И никто не занимается. И я поставила несколько билбордов для того, чтобы эту ситуацию вскрыть.

Первый был – «вода, дороги, язык». То, что нужно решить, чтобы Крым почувствовал, что он кому-то нужен. И русские, к огромной нашей трагедии, этим и стали заниматься. Они строят дороги, они гонят водоводы. Они прекрасно понимают, что решить первый-второй уровни пирамиды Маслоу, и люди уже будут к вам лояльны. Украина обязана была купить лояльность Крыма тогда, когда у нас была эта возможность.

Второй борд я поставила – «Крым российский? Крым татарский? Крым украинский?». Потому что Крым был разорван, половина говорила, что он русский, татары очень активно работали над крымскотатарской автономной республике, а украинцы вообще были в загоне. Я на всех эфирах взрывала эту тему, а все делали вид, что проблемы нет. Если б мы всё вовремя делали, это было бы совсем иначе. Так же как в Плане развития страны в 2005 году было написано. Мы не имеем шансов членства НАТО. Однако мы обязаны перевести украинскую армию на стандарты НАТО, потому что мы потом не можем закупать оружие у страны, с которой будем воевать. Это же было очевидно, кто становится нашим противником. Когда Путин стал премьер-министром первый раз, когда Ельцин его назначил, он провел второе совещание Кабмина и стал говорить о милитарной независимости России. Сразу стало понятно, что он будет отстраивать курс новой империи. У вас империя рядом – 2,5 тысячи километров границы, а вы делаете вид, что там дружба и так далее. Если бы Кучма не высадился на Тузлу, уже бы давно был Керченский мост. Он высадился – мы этим остановили (идёт речь о конфликте 2003 года. Россия пыталась соорудить в Керченском проливе дамбы к острову Тузла, – Ред.). А сегодня продаются наши интересы. Вовремя не выявленная проблема приводит к тому, как у нас в медицине сейчас, вместо того, чтоб выявлять на ранних стадиях рак, у нас делают программы по лечению рака четвертой степени, когда это уже сотни тысяч долларов на человека, и во-вторых, практически невозможно уже человека спасти. Заплатите 10% этих денег на раннюю диагностику и у вас совершенно другая история. В Израиле, если женщина раз в год не сдала тест на рак молочной железы, она платит штраф. При этом, по-моему, очень приличный, 380 шекелей. Потому что сама система медицины построена на раннее выявление болезни, чтобы потом можно было это предусмотреть. У нас вообще никакого раннего выявления. У нас сегодня Азов захвачен, потому что вместо того, чтобы отреагировать на первый катер, который наши задержали, они дождались, пока наш враг заполонил Азовское море.

– Если вы говорите, что рядом с нами империя большая, то зачем повышать статус российского языка на государственном уровне?

– Никогда я такого не говорила. В Плане развития страны написано – единственный государственный язык – украинский, русский и английский – два официальных. Потому что это два наших прохода в мировое сообщество. Никогда, негде у меня вы не найдете, что русский должен быть государственным языком Украины.

– А что значит официальным? Сейчас вы на таких же позициях?

– Я всегда на таких позициях, и остаюсь на них. Русский язык является официальным языком всех мировых сообществ: ООН, Евросоюза, Совета Европы. Его изучают в США абсолютное большинство штатов, в Китае, как обязательный язык. Мы с этим ничего не можем сделать. Это язык международного общения. Он для нас дуальный. Нация, которая имеет природное двуязычие, всегда более конкурентная, чем нация, которая имеет один язык. Этим надо пользоваться. Точно также как, я всегда говорю, проблема отсутствия изучения модели английского языка – это проблема нашей неинтеграции в европейское, мировое сообщество. До тех пор, пока мы не решим эти вопросы, мы ничего не сделаем. Но что легче? Обучить русскому и украинскому и получить вот такое вхождение в мировое сообщество? Или учить украинскому, который не знают, кто как учить – словаря современного украинского языка до сих пор нет, государственных программ реальных для развития языка нет, преподаватели вузов, которые читают на украинском языке осмеиваются студентами, потому что студенты уже лучше них знают украинский язык. Так не делается язык. Если мы хотим получить украинский язык, как настоящий государственный язык, и как язык идентичности нашей, то это – деньги, программы и контролинг. Оно из неба не появится.

– Хорошо, а Крым, Донбасс. Что делать с ними сейчас?

– Я давно об этом говорила. На Донбасс – только «голубые каски». До тех пор, пока будут открыты с Россией 420 км границы, никакого разрешения конфликта там не может быть.

Что касается реитеграции этих территорий – их можно «впихнуть» нам только при условии «голубых касок» независимых стран-участниц на границе с Россией. Что после этого мы должны сделать? Мы даём два месяца, чтобы с этой территории уехали все, кто не хочет быть гражданами Украины. Чтобы не было мясорубки. Это будет приличное число людей. После этого включаем трехлетний режим амнистии, проводим через индивидуальную амнистию по судебной системе всех, кто занимал какие-либо должности. За это время здесь вводится временная администрация. Она получается совместная со стран-участников «голубых касок» и нашей. И уже начинаем реинтеграцию со второго дня, после того как восстановили границу, как кровь перестала течь. Совершенно очевидно, что это должен быть большой международный проект. Мы своей кровью, своими деньгами заплатили за безопасность Европы. Поэтому в плане общего бюджета реинтеграции, мы должны иметь минимум 70% европейских денег.

Это, конечно, не может быть восстановление старых промышленных циклов. Не при каких условиях, никаких шахт на тысячу сто метров. Это должна быть новая индустриальная площадка, новая индустриализация. Обязательно жесточайший контроль за деньгами. Нужно делать спецфонды и блокчейн-платформу по денежным потокам, чтобы мы видели каждую уходящую копейку. Иначе я знаю, наши олигархи сейчас сидят и руки трут, сколько можно спилить с тех 10 или 20 млрд, которые пойдут на реинтеграцию. Только блокчейн-платформа по деньгам здесь. И через 3 года, закончив процедуру амнистии, мы можем, выходить к полному восстановлению гражданских прав – выборы местные, выборы национального уровня. Да, нам придется, обязательно менять административно-территориальное устройство страны. В обязательном порядке.

– А Крым?

– Крым… самое больное для меня. Опять же я была единственным политиком, который требовал, чтобы украинская власть не допустила проведение референдума. Нужно было сделать всё, что угодно. Я требовала выездной сессии украинского парламента в парламенте Крыма тогда, когда там не было еще «зеленых человечков». Кто мешал? Они тут бабло делили, солнышко. В Нацбанке стояли пеллеты долларов под химзащитой и выпускали каждого ублюдка, который сбежал из страны, под код этого пеллета. Чем больше знаешь, тем больше плачешь.

– Понятно, что избирательная кампания очень ресурсоёмкая. Вы это сказали.

– Не денежноёмкая, а именно по ресурсам.

– Вам по последнему социологическому опросу Фонда «Демократические инициативы» дают 0,4%. Зачем тогда идти?

– Мы не делаем сейчас социологию, потому что возвращаемся к началу. Наша встреча июля месяца с настоящими учеными, которые не продают социологию на рынок, а занимаются её по-настоящему. 75% – отказ от анкет. Максимально за годы независимости – 17% наблюдался отказ, накануне революции 2004 года. Когда люди уже ненавидели власть, боялись отвечать и молчали. 75%. Из оставшихся 25% – 28% не определились. Вот эта вся рейтинговая палитра, в которой сегодня меряют 7, 8, 11%.

– То есть ваш ответ – вы не верите этой социологии?

– Единственным инструментом, которым мы сейчас пользуемся – это фокус-группы. Они нам дают то, что мы понимаем, как двигаться. Но тоже, вы ж понимаете. Если такой объем неотвеченного в количественнике, никто не знает, какой будет результат на выборах. Моя задача сегодня – донести до украинского народа то, что я не смогла донести на президентских выборах 2010 года. Нельзя голосовать, ни за Тимошенко, ни за Порошенко. Это номер раз. Второе – обязательно нужно голосовать за непартийного кандидата, потому что партии сегодня стали «раковой опухолью» в общественно-политической системе Украины.

– Если у Вас не получится стать президентом, будете ли Вы проситься в какую-то партию, чтобы стать депутатом? Что дальше?

– С 2002 года я создала партию, которая потом стала партией «Вече». Это моя партия, она есть, она открыта для всех молодых. Я не буду её головой точно. Я отдам её молодым. И пусть они ею пользуются, как готовым инструментом, для того, чтобы дальше работать в политике. И я буду их поддерживать обязательно. Я буду для них ментором, учителем, лидером.

– То есть «Вече» пойдет на парламентские выборы?

– Дай Бог, моя дорогая, чтобы мы с вами так спокойно могли говорить о перспективах украинской страны хотя бы через полгода. До конца никто не понимает, насколько трагична сейчас ситуация. Она не драматична. Она трагична. И опять власть занимается собой. Когда венгерское консульство выдаёт паспорта, а в Румынии все говорят о восстановлении большой Румынии. Про Россию мы молчим. А мы тут рассказываем, кто какие фантики наденет, и кто какие формы снова предложит.

– Некоторые говорят, что Вы как спойлер Тимошенко. Тоже женщина харизматичная, яркая. Что на это скажите?

– Я антагонист Юлии Владимировны, а не спойлер. Я никогда не занималась коррупцией, я никогда не приносила стране десятки миллиардов ущерба, я никогда не крала деньги у украинского народа на Единых энергетических системах Украины, я никогда не подписывала соглашение о неразглашении в американском следственном комитете и в российском следственном комитете. Я считаю, что такие люди, как Тимошенко и Порошенко не имеют право возглавлять такую огромную страну.

– И всё-таки, что будет после президентских выборов, если Вы не выиграете?

– А мы посмотрим.

– Для вас лично.

– А мы посмотрим.

– То есть пока не можете дать ответ?

– Это глупость. Я приняла для себя решение – я буду служить своей стране столько, сколько буду дышать. А в каком качестве я буду это делать – посмотрим.

Это вопрос твоего… хотела сказать «самопожертвования», но нет. Максимальной концентрации. Хотя для страны сейчас нужно самопожертвование. Вот я буду президентом, который на пять лет уходит в полную аскезу в отношении себя. Чтобы знаете, как Александр Македонский, пришла и ушла. Он попросил себя похоронить в хрустальном гробу с распростертыми руками, чтобы все видели, что он ничего с собой не взял. Я иду на один срок, чтобы стать ледоколом. Я сейчас готова быть мамкой такой, знаете, которая с одной стороны, прорубит этот лёд, и с другой стороны, научит всех этих ребят, чтобы они через год, два, пять зашли. Кто-то должен для них двери открыть. Я умею создавать для молодых другую профессию. Я в 1991 году поняла, что я буду делать бизнес на стыке экономики и права, поняла, что некому это делать. Нет специалистов. И когда вы сегодня говорите о команде, то нам придется по ходу полностью быстро учиться другим навыкам, другому управлению. Потому что нельзя управлять так, как управляется страна. Другим институциям, другому отношению к финансам, новому качеству проведения проектов. Проектного менеджмента, как не было, так и нет в государственном управлении. А как в современном мире без него? Невозможно.

– С кем во втором туре вы себя видите?

– Возможно, с Тимошенко. Но я очень надеюсь, что мы всё-таки «додолбим» украинский народ и во втором туре не будет ни Порошенко, ни Тимошенко. Это очень важно для страны. Очень важно для страны.

– Как вы будете двигаться политтехнологично?

– На вашем месте вчера сидел очень сильный политтехнолог, который умеет работать не так, как принято. Мы не будем работать стандартными методами. Категорически. Потому что выиграть на чужом поле с купленными судьями невозможно.

– А когда вы начнете активный этап своей политической кампании?

– Мы и сейчас ведем. Вы просто не видите.